Наша трагическая вселенная
Шрифт:
— Может, кому-то просто нравится все это сочинять? Сами-то они наверняка не считают, что все это правда.
— Но в доброй половине этих книг утверждается, что с их помощью можно наладить жизнь и карьеру: получается, они убеждают читателя, что это никакой не вымысел!
— Хреново.
— Да не то слово!
— Слушай, может, ты разозлилась из-за Дрю и Розы и теперь вымещаешь досаду на несчастных книгах?
— Не знаю. Может быть. Да еще Кристофер куда-то запропастился… И все равно они ужасны, эти книжонки. Ты бы видела…
— Да ладно, плюнь ты
Я засмеялась.
— Мы не умеем.
— Да это, наверное, просто: ты же говоришь, книжка совсем тоненькая! Что там в ней советуют сделать?
Я пробежалась глазами по нескольким страницам.
— Та-ак… Ага, ну что ж, по крайней мере, для статьи она подойдет. Я тебе говорила, что это будет материал в стиле гонзо-журналистики?
— Это что еще такое?
— Ну, это когда автор пробует на себе то, о чем пишет. То есть если бы ты писала гонзо-статью о рукопашном бое, тебе пришлось бы с кем-нибудь подраться. Или вместо того чтобы просто ехать на фермерскую ярмарку и описывать происходящие там события, ты бы попыталась сама вырастить гигантский кабачок. Это похоже на записки путешественника, потому что автор становится героем собственного материала. А я вот как-то сомневаюсь, что мне хочется быть героиней такого рода статьи. Для этого мне придется выставиться полнейшей идиоткой.
— А зачем вообще это делать — становиться героем материала?
— Чтобы представлять себе, как обстоят дела на самом деле, а не строить предположения. У меня есть один знакомый, который говорит, что человек — это большой компьютер, который в состоянии перерабатывать такую информацию, которая машинам не по зубам: чувства, эмоции и все такое. Для человека не существует слишком большого количества составляющих. И это действительно так. Ведь невозможно узнать о любви из книг. Любовь нужно испытать самому, особенно если собираешься о ней писать.
— Если понять что-нибудь можно только опытным путем, а не с помощью книг, то какой смысл писать книги о собственном опыте? Кому они нужны?
— Наверное, дело в том, что за свою жизнь человек успевает испытать далеко не все, поэтому каждый из нас получает собственный уникальный опыт, и пишут все о нем по-разному. А может быть, испытав любовь, ненависть или еще какое-нибудь чувство, люди начинают интересоваться тем, что пережил, испытав то же самое, кто-то другой. Ты все время задаешь трудные вопросы.
— Извини. Ну так что там с заказами космосу?
Я пробежала глазами еще несколько страниц.
— Ага. Необходимо верить в то, что все мы связаны друг с другом. Ну это несложно, учитывая, что мы все произошли от одного и того же человека, и после этого надо, тадам-тадам-тадам… Так, после этого надо просто взять и попросить чего-нибудь у вселенной. Тут много всякой ерунды, типа «раскройте свой третий глаз»…
— Свой — что?
— Ну, третий глаз, он находится посреди лба.
— А, понятно. И все? Я открыла — можно начинать просить. Ты чего хочешь?
Я думала, что не знаю, чего хочу, но вдруг не раздумывая
— Денег.
Я сделала глубокий вдох, и в легких послышался астматический хрип.
— Знаешь что? — я начала говорить и закашлялась. — Еще я хочу выбраться из этого отсыревшего дерьмового дома, и хочу, чтобы Кристофер начал проявлять ко мне интерес, и хочу, чтобы у меня в жизни появилось хоть немного страсти. А еще хочу понять, как мне написать роман. А, ну и еще, если можно, хочу научиться вязать носки.
Либби рассмеялась.
— Запросто! Хорошо. А чего же хочу я?
— Я не знаю. Чего ты хочешь?
Она вздохнула.
— Ох. Непростая задача.
— Ты хочешь Марка?
— Не знаю. Думаю, что да.
Она перешла на шепот, в то время как на заднем плане, утопая в гуле искусственного эха, заиграла электрогитара. Потом я услышала, как закрылась дверь и звуки гитары стали тише. Либби снова заговорила нормальным голосом.
— Я на кухне, — сказала она и снова вздохнула. — Да, я хочу Марка. Но еще я хочу, чтобы Боб меня за это не возненавидел. И еще хочу, чтобы субботний вечер не превратился в катастрофу и чтобы мне поскорее доставили пряжу — надо уже начать вязать лабиринт…
— Лабиринтом вроде бы занимаются большие дядьки?
— Ха-ха. Я разве тебе не рассказывала про безумную книгу, которую я тут недавно купила? Называется «Свяжи себе фантазию». Бабушка Мэри увидела ее у меня и начала листать в поисках идей для лотерейных призов. Ты ведь слышала о том, что по случаю открытия лабиринта будет проводиться лотерея? Так вот. Бабушка Мэри решила, что мы можем связать лабиринт с точно таким же узором, какой будет у того, в парке. И пришить его к отдельно связанному пейзажу. Еще она хочет связать заколдованный лес и каких-нибудь чудо-зверей. В общем, мне достался лабиринт и несколько деревьев. Бабушка Мэри вяжет пейзаж и остаток леса. Не знаю, зачем мы вяжем лес, но бабушка Мэри говорит, что ей ужасно интересно, справимся ли мы. А ты, кстати, купила тогда пряжу?
— Да! Она такая, знаешь, серебристо-голубая, с мохером. И еще я купила схему вязания тапочек. Правда, не знаю, когда у меня будет на это время. И статью нужно написать, и над романом поработать… Готовым вещам надо «придать форму». Я, оказывается, шарфу своему должна была форму придать. Это действительно нужно?
— Да.
— Эх. Мне показалось это такой нудной затеей… И что, правда надо прикреплять вещи булавками к доске?
— Иногда надо. Но я в основном просто расправляю детали на полотенце на чистом столе и оставляю их там сохнуть.
— У меня нет чистого стола. Подожди-ка секунду.
Я положила трубку на подлокотник дивана и сняла кофту. Дом никогда как следует не прогревался, даже летом, но, пока мы разговаривали с Либби, воздух становился все более и более влажным, будто приближалась гроза. Я снова взяла трубку, и в этот момент за окном сверкнула молния.
— О господи, — выдохнула я в телефон. — Молния.
— Где?
— Ты что, не видела?
— Нет.
— Да не могла ты не видеть!