Наша трагическая вселенная
Шрифт:
— Когда взрослые его употребляют, они хотят сказать, что ты не станешь знаменитым или успешным. Не будешь премьер-министром и не займешь уважаемого поста даже в каком-нибудь банке. То есть — по сути — «ни к чему не придешь». В некотором смысле директор был прав. Мой друг живет в автофургоне и целыми днями читает книги. По ночам он работает на фабрике, а утром спит. Однажды он объездил всю Индию на автобусе! В принципе, можно сказать, что он ничего не добился, однако ему очень нравится его простая жизнь. Благодаря прочитанным книгам он многому научился. Как делать вино и заводить машину, когда она глохнет, — все это он узнал из книг.
Я поняла лишь часть из того, что сказала мне мисс Скотт, но после нашего разговора мне полегчало. Прежде чем прозвенел звонок и ребята вернулись с прогулки, она подошла к своему столу и достала из ящика пузырек с какой-то жидкостью и крошечной пипеткой. Она велела мне открыть рот и капнула мне на язык две капли.
— Ты почувствуешь себя намного лучше, — сказала она.
Шум у соседей повторялся каждую ночь, но теперь он тревожил меня гораздо меньше. Я стала лучше спать, чего нельзя было сказать о моих родителях. Иногда я просыпалась среди ночи, и до меня доносились обрывки их разговоров. Однажды я услышала, что мать плачет:
— Я больше не могу, — всхлипывала она. — Как же дети? Что с ними будет?
В другой раз я услышала, как она снова и снова повторяла: «Ты такой чужой». Голос у мамы был какой-то непривычно тонкий, и казалось, будто ей не хватает воздуха. Я старалась обо всем этом не думать. Каждый вечер после чая меня на час отправляли к себе в комнату с указанием читать книгу. Это было чем-то вроде подготовки к выполнению домашней работы, которую нам должны были начать задавать со следующего года. Я решила, что буду посвящать этот час изучению магии. Если мисс Скотт была права и Роберт хотел сказать мне что-то хорошее, значит, нет ничего страшного в том, чтобы немного поупражняться в волшебстве. Я подумала, что если научусь колдовать, то смогу все исправить и сделать так, что родители перестанут ссориться и жизнь их станет легче: например, Тоби будет лучше спать, а у папы пройдут головные боли. У меня был спичечный коробок, который я утащила с кухни. Я клала его на письменный стол и пыталась сосредоточить на нем все свое внимание. Я хотела приподнять его над столом силой мысли, но все время на что-нибудь отвлекалась, и он так ни разу и не сдвинулся с места.
Как-то раз в субботу моя мать повела нас с Розой на благотворительную ярмарку, проходившую в церкви на нашей улице. Я всегда носила одежду, которую мы покупали на таких ярмарках, и тогда мне понадобились джинсы. Тоби сидел в коляске и грыз сухарь, а нам с Розой мама дала по двадцать пенсов, чтобы мы вроде как купили все, что захотим, однако мы были уже научены опытом и в любом случае спрашивали у нее разрешения, прежде чем потратить деньги на понравившуюся вещь. Мы слышали истории о том, как знакомые дети накупали себе на благотворительных ярмарках кучу ненужного барахла — пистолетов с пистонами, бенгальских огней, ароматизированных ластиков, баночек с табаком — и дома им потом за это влетало. Кто-то однажды даже купил у полуслепой старушки книгу «Радость секса». Мы сразу направились к прилавку с книгами и стали выискивать то, что нам покупать не разрешалось. Но мы знали, что до того, как настанет время уходить с ярмарки, нам удастся прочитать много всяких неприличных отрывков. Пока Роза увлеченно изучала «Самоучитель тантрического секса», я увидела нечто в мягком переплете красного цвета под названием «Экстрасенсорика: шестое чувство». Эта книжка входила в образовательную серию «Макдональд Гайдлайнс». Рисунок на обложке у нее был пугающий: огромный глаз, а внутри него — призрачная фигура женщины. Я взяла книгу с прилавка и стала листать. Там была фотография Ури Геллера, [25] сгибающего ложку, а еще — изображения спиритических сеансов, людей, проходящих сквозь огонь, символов сновидений, примеров лозоходства и случаев чудесного исцеления. Хотя картинка на обложке была такой ужасной, что я не могла долго на нее смотреть, сама книга что-то всколыхнула во мне. В последней части рассказывалось о том, как развить в себе экстрасенсорные способности. Мне во что бы то ни стало нужно было эту книгу заполучить. Она стоила пятнадцать пенсов. Я выбрала книжку Энид Блайтон, [26] которой у меня еще не было, и направилась к матери, увлеченной беседой с нашей соседкой.
25
Ури Геллер (р. 1946) — израильский иллюзионист и мистификатор, возможно, наделенный паранормальными способностями. Прославился своим умением гнуть ложки «силой мысли», а также тем, что однажды сумел якобы таким же образом остановить часы на Биг-Бене.
26
Энид Блайтон (1897–1968) — знаменитая британская детская писательница, автор известной в России серии романов «Великолепная пятерка».
— Мам, можно я куплю вот это? — спросила я.
Она даже не посмотрела, что за книжка лежала под Энид Блайтон.
— Да, солнышко, — сказала она.
Позже, когда я сидела в постели, погрузившись в чтение новой книги, Роза, дочитав один из романов о «секретной семерке», [27] поднялась с мягкого пуфика, на котором до этого валялась, и, зевая, подошла ко мне. Она забралась на мою кровать и стала прыгать на пружинящем матрасе.
— Перестань, — одернула я ее. — Я читаю!
27
Серия книг о «секретной семерке» также написана Энид Блайтон.
— И про что там?
— Про экстрасенсорику, — ответила я. — Только это тайна, так что никому не говори.
— А это что такое? — спросила она, заглянув мне через плечо и ткнув пальцем в одну из картинок.
— Тут рассказывается про полтергейст, — пояснила я, слегка запнувшись на новом слове.
— А-а, — протянула она со скучающим видом. — У нас дома его полно.
— Я же тебе говорила, что у нас тут часто беда с паромом. Было утро вторника, и Верхний паром, также известный под названием Понтонный мост, вышел из строя. Все местные повыходили из машин и принялись звонить по телефону, курить или осматривать ту часть парома, которая, по их мнению, не работала. Немногочисленные туристы и приезжие сидели в машинах и наблюдали за работниками парома. Роуэн, который в это время дня паромом никогда не пользовался, стоял у ограждения и смотрел на гребное колесо. Теперь, когда я его окликнула, он смотрел уже не на колесо, а на меня. Я тоже смотрела на него, и вдруг с нашими глазами что-то произошло: они будто соприкоснулись где-то посередине разделявшего нас пространства. Мы словно дотронулись друг до друга, хотя никакого прикосновения в действительности не было. Я не хотела его отпускать, и, наверное, он тоже этого не хотел, потому что мы долго — около десяти секунд — вот так держали друг друга глазами. Казалось, мы сейчас опять поцелуемся.
— Ты мне и на Нижнем пароме советовала никогда не переправляться, — сказал он, наконец отведя глаза.
— На нем ехать менее приятно, — сказала я и тоже бросила взгляд сначала на реку, а потом куда-то вдаль, на море.
Как можно описать такое мгновение? Как понять, произошло между нами что-нибудь или нет?
Роуэн снял очки и потер глаза. Вокруг них, словно стаи недокормленных акул, собрались тонкие складки кожи. Лицо у него было бледно-серого цвета, будто залитое лунным светом море. Можно было подумать, что он не спал целую неделю. На нем, как обычно, были джинсы и шерстяное пальто с капюшоном, а волосы нелепо торчали в разные стороны.
— Зато этот, похоже, все время ломается, — сказал он и снова облокотился на ограждение, помахивая в воздухе очками.
— Это блистательный образец викторианской инженерной мысли, — напомнила я.
— Тут ты права, — кивнул Роуэн. — Год постройки?
— Сдаюсь, — улыбнулась я. — Я только знаю, что какой-то местный инженер украл идею у шотландского студента.
— 1831-й. По крайней мере открыт он был в тот год. Инженера звали Джеймс Рендел, а шотландского студента — Джеймс Нэсмит. Не то чтобы он прямо взял и украл идею. Хотя, может, и украл. Когда они познакомились, Нэсмит уже был инженером и рассказал Ренделу о том, как в университете его посетила безумная мысль — привязывать судна к тросам, и Рендел решил попробовать.
— Ага, — кивнула я. — Вот почему ты — историк, а я — писательница. Я вроде бы все это знала, но забыла. Откуда у тебя столько информации о Верхнем пароме?
— Гринвейский проект, — ответил Роуэн. — До того как там поселились Агата Кристи и ее муж, в Гринвей-Хаус жил Джеймс Марвуд Элтон, шериф графства Девон. Он не хотел строить здесь мост, поэтому люди искали какой-нибудь другой способ переправы через реку. Понтонный мост сначала приводился в движение парой лошадей. На этом пароме, наверное, путешествовала и Агата Кристи.
— Когда ей надо было исчезнуть?
Я уже знала от Роуэна, что Агата Кристи была так зла на мужа за его измену, что инсценировала собственное исчезновение. Она оставила машину в придорожной канаве и уехала на курорт в Харрогейт, где сняла номер, назвавшись чужим именем: если мне не изменяет память, она зарегистрировалась в гостинице под фамилией любовницы мужа. Когда об этом узнали газеты, они подняли такой шум, что Агате Кристи пришлось притвориться, будто у нее был нервный срыв. Примерно через год после этого она развелась с изменщиком и вскоре на археологических раскопках познакомилась с человеком, ставшим ее вторым мужем. Он был моложе Агаты Кристи на четырнадцать лет, и это он катил ее в инвалидном кресле, когда она умерла от старости в возрасте восьмидесяти пяти лет. Я вспомнила, с какой печальной улыбкой рассказывал мне об этой подробности Роуэн.