Наша трагическая вселенная
Шрифт:
Он ничего не ответил. Когда я снова вошла на кухню, запах гари усилился. На плите стояла сковородка с двумя сосисками, сожженными до угольков и похожими на останки пальцев болотного человека. [24] Я достала чистое кухонное полотенце и принялась промакивать им колено. Интересно, а если бы Кристофер застал меня за этим занятием, он бы решил, будто я развела страшную суету из-за какой-то там протечки и молча виню его в том, что он сам не подставил кастрюльку? Он бы увидел враждебность в этом действии? Мне вдруг захотелось кричать. Все дело в моей голове. Пора прекращать думать, надо вести себя как все нормальные люди — без попыток предугадать поступки и мысли других. Я налила воду в чайник и поставила его на огонь.
24
Болотные люди— трупы древних людей, обнаруженные в торфяных болотах Северной Европы. Несмотря на очень древний возраст (ученые полагают, что эти люди жили задолго до наступления нашей эры), благодаря особой среде торфяных болот тела очень хорошо сохранились, но выглядят они так, будто обгорели.
— Что здесь произошло? — произнесла я, глядя на сковороду. — Кристофер! Извини, что нагрубила. Я немного устала. У тебя все в порядке?
На кухонном столе лежало открытое письмо, которое явно сначала скомкали, а потом разгладили. Один его уголок мок в лужице воды: видимо, Кристофер тут делал себе кофе. Мне будто оставили набор подсказок — прямо как в детской телеигре. Итак, в какой-то момент он решил поджарить сосиски, но бросил их. И не стал за собой убирать, что вообще на него не похоже. Он проигнорировал протекший потолок и свернулся калачиком на диване. Я взяла со стола письмо и прочитала его. Это был очередной отказ: на этот раз — от организации под названием «Вересковый сад». Он ходил к ним на собеседование две недели назад и толком не был уверен, хочет ли там работать. Ему больше нравились старые здания и ограды, нежели растения, но большинство организаций, занимавшихся реконструкцией, даже на собеседование его не приглашали.
— Дорогой мой, не расстраивайся, — сказала я.
Я подошла к дивану, села на край и положила руку Кристоферу на спину. Только теперь я заметила, что он тихонько всхлипывал, и тело его слегка покачивалось вверх-вниз, будто лодка на волнах утихающего после шторма моря. Он сбросил мою руку, и я снова вздохнула.
— Я хренов неудачник, — сказал он наконец. — Пора это признать. Я даже сосиски не могу себе приготовить. Не могу даже кастрюлю подставить под протекающий потолок. Мой отец собирается жениться на двадцатипятилетней официантке, мой брат сходит с ума, а сестра сообщает под Рождество, что я ей «просто больше не нравлюсь». Кругом одно дерьмо. Я ничего не могу сделать по-человечески.
— Неправда, — сказала я. — Бекка ничего такого не имела в виду, ей всего лишь хотелось тебя задеть. В Рождество она всегда нервная и злобная. А ну-ка вставай, хватит лежать.
— Не могу. Ты не понимаешь. Все кончено.
— Ну хорошо, лежи. А, слушай, может, по телевизору идет что-нибудь интересное?
— Не хочу смотреть телевизор.
— Я могу уйти, если тебе нужно побыть одному.
— Не уходи. — Он дотянулся до моей руки и крепко ее сжал. — Почему ты меня терпишь?
— Солнышко…
— Я сказал ерунду. Я бы не стал тебя убивать. Я бы даже винить тебя не стал. И про Либби я зря все это наговорил. Господи, голова раскалывается. Я, кажется, даже пошевелиться не в состоянии.
— Дать тебе болеутоляющее?
— Да.
— И чаю?
— Да.
Но руку мою он так и не отпустил.
— Зайчик, что произошло? — вдруг спросил он.
— М-м-м?
— Что с нами произошло? Я не знаю, достоин ли я тебя. Я все порчу. Это из-за меня ты написала рецензию не на ту книгу.
— Пойду принесу тебе чаю.
— Мег?
— Что?
— Ничего. Прости. Прости, что так вышло с книгой.
— Да все в порядке. Ты не виноват. Ты тоже меня прости. Слушай, давай я быстро переоденусь и сделаю тебе чаю.
Я стояла на кухне в джинсах, предназначенных для следующего дня, кипятила во второй раз чайник и ела апельсин. Если бы Кристофер был сейчас в норме, он бы наверняка сказал что-нибудь о том, что я дважды кипячу воду для одной чашки чая. Он часто говорил, что хочет оставить после себя максимально незаметный след в окружающей среде, но иногда я задавалась вопросом, а может, он боится, как бы эта окружающая среда, в свою очередь, не оставила следа на нем, пробираясь к своему неизвестному будущему? Я подумала: интересно, а что было бы, если бы он решил со мной порвать? Я посмотрела на его худую спину и темные волосы, падавшие ему на плечи. Было время, когда мы не уставали повторять, что всегда будем вместе. Мы не станем поступать, как остальные пары. Никаких клише, обещали мы друг другу. Что бы ни случилось, мы не опустимся до клише, как сделали Бекка и Энт и все остальные пары, с которыми мы были знакомы. И что же теперь?
Дождь за окном никак не утихал, и время от времени из коридора доносился металлический звук: очередная капля падала в кастрюльку. Беша протопала вниз по лестнице и свернулась в кресле, не взглянув ни на одного из нас.
— А вдруг я уже никогда не найду работу? — произнес Кристофер.
Он наконец сел и теперь пил чай.
— Найдешь, — заверила его я.
— Но…
— Можно ведь поискать и в других местах. Мы могли бы переехать. Я не против.
Он нахмурился.
— Ты никогда раньше так не говорила. Я думал, тебе тут нравится.
— Нравится. Просто…
Я закашлялась и потянулась за ингалятором.
— Что? — спросил Кристофер, когда я поставила ингалятор на место.
— Ничего. Слушай, говорю тебе, все будет в порядке.
— Нет, ну серьезно, мы ведь никогда не сможем позволить себе отсюда уехать, правильно? Во всяком случае, до тех пор, пока я не найду хорошую работу или какая-нибудь из твоих книг не станет бестселлером. Да и тогда ни одному из нас не дадут кредит на покупку дома, и снять не получится: они же сейчас так тщательно все проверяют. Моя судимость никуда не делась, не забывай. Ни за тебя, ни за меня не поручится ни один банк, и у нас нет задатка, и даже мебели никакой нет. Но я мог бы найти дерьмовую работу где-нибудь здесь. Наверное, это и надо сделать. С девяти до пяти в бежевом офисе с боссом и ксероксом.
— Нет, солнышко. Все нормально. Мы ведь уже договаривались, что не будем так поступать.
Когда мы переезжали в Девон, план был простой: после всего, что случилось с нами в Брайтоне, здесь мы будем сами себе хозяева. Никаких боссов. Никаких «с девяти до пяти». До того как мы встретились, я вечно работала в разных дерьмовых конторах и была согласна снова куда-нибудь устроиться, если бы это потребовалось, Кристофер же рыдал и колотил стены, если кто-то пытался указывать ему, что надо делать. Когда я с ним познакомилась, он был обладателем одной пары джинсов и двух футболок и все свое пособие тратил на травку. После первой ночи, проведенной вместе, Кристофер подарил мне цветок в горшке и в подробностях рассказал, как за этим цветком ухаживать, после чего у меня появилось ощущение: если растение погибнет, то и между нами с Кристофером все будет кончено. Тут в нашем доме цветок — мой спатифиллум — начал умирать, но я отказывалась видеть в этом знак. Просто здесь было сыро и не хватало света, вот и все. Ну и еще цветку нравилось, чтобы его поливали чаще, чем это делала я. Он в общем-то всегда находился на грани жизни и смерти.
Кристофер был прав. Здесь было необычно. Здесь было реально. Здесь было дешево и близко к его родным. Однако я с трудом могла себе позволить каждый день оплачивать паром и уже начинала сомневаться, что когда-нибудь в моей жизни будет больше свободы, чем сейчас, когда я в начале дня уезжала за реку и в конце возвращалась домой. А вот любоваться закатами можно было бесплатно и гулять утром по пляжу — тоже, а еще в киоске на берегу можно было выпить чаю за тридцать пять пенсов, хоть Кристоферу и не нравились их полистироловые стаканчики. Однажды я подумала, а не стать ли мне университетским преподавателем, как мой отец, и даже принялась воображать, как у меня появится собственный кабинет и маленький домик в каком-нибудь крупном городе с тенистыми аллеями, по которым люди будут возвращаться с работы на велосипедах и, заглянув в мои окна, увидят там много-много книг и распустившиеся цветы в горшках. Теперь этого уже никогда не случится. Но ведь в каком-то смысле я и так преподавала, и река с морем были прекрасные, и у меня не было босса, который следил бы за мной дни напролет. Ведь не так уж и важно, где ты живешь, если счастлив.