Наше дело правое
Шрифт:
— Пробоина в левом борту. Отсеки А-17, Б-17, 18, 19, Ц-17 разгерметизированы. Первый, четвертый, девятый реакторы вышли из строя.
— Маршевый-1, гипердрайв — уничтожены.
— На вахте — множественный радарный контакт, идет телеметрия.
Майор включил связь с батареями.
— «Утес», я — «Дир», атакован неизвестными торпедоносцами. Имею множественный контакт, предположительно — вражеская эскадра. Прошу поддержки.
— Вахта, телеметрия расшифрована. Выдаю данные — линкор класса «Торхаммер», три линейных крейсера класса «Триада», четыре крейсера
— Выдать на передачу.
Майор закусил губу. До крови. «Дир» тоже относился к классу «Триада», но их крейсер был один. Если не помогут батареи — надежды нет. Ведь только «Торхаммер» превосходил линейные крейсеры по огневой мощи в шесть раз, а там не только линкор.
— «Утес», ответьте «Диру».
Молчание в эфире, чуть слышный шелест помех.
— «Утес» — «Диру». У меня реакторы в дежурном режиме, разгон не выполнен. Дай мне восемь минут. Всего восемь.
— Будут, — пообещал вахтенный.
Майор знал, что где-то там, в пугающей черной пустоте космоса начали ворочаться исполинские кресты батарей «Утеса». Лишенные брони, силовых полей и почти лишенные маневра. Зато вместо всего этого — огневая мощь. Ужасающая мощь, сочетающаяся с точностью и скорострельностью. Он помнил, как на учениях батарея в режиме «плазменный смерч» в считаные секунды разнесла крейсер. Но до этого — восемь минут. Целых восемь минут. И батареи беззащитны. Легкий крейсер легко испепелит грозные орудия. И эскадра противника прорвется в систему. А там — висящий на низкой орбите флот — легкая мишень. С потерей флота Федерация потеряет и независимость. Восемь минут. Еще полчаса назад это было мало. Выпить кофе — и то требуется больше времени. А теперь восемь минут — целая вечность. Ее надо прожить. Точнее, выжить. Как странно тянется время. Он успел вывести обстановку на тактический стол, поставить крейсер «в плоскость», чтобы уменьшить урон от огня противника.
Вбежал капитан. Окинул взглядом рубку, задержавшись на цифре 7.15 на таймере.
— Батареи?
Майор кивнул. Слова были лишними. Они растягивали время, а вовсе не сжимали его. Неспешные беседы остались где-то там, в далеком — часа два назад — прошлом.
На таймере — 7.00.
— Огневой контакт! Мощность реакторов падает. Силовой щит — сорок процентов.
— Отключить системы жизнеобеспечения, всему экипажу использовать кислородные маски. — Командир не замечал устремленных на него ошалевших взглядов. — Мощность — на орудия и щиты.
— Товарищ капитан, но у масок резерв — десять минут!
— А вы надеетесь прожить дольше?
Крейсер мелко затрясся — где-то сверху, над боевой рубкой по броне прошлась очередь зарядов. Пока что — среднего калибра. Облака плазмы оседали на щитах. Внезапно где-то снизу гулко зазвучала басовая струна — крейсер вел огонь из основного калибра. Снаружи расходились плиты обшивки, обнажая орудийные порты, крошилась и плавилась под чужими ударами броня. Снаружи — рукотворный ад.
На таймере — 6.30.
— Прямое
— Есть! Попадание в один из «Стилетов». Выходит из боя. — Новость встречена радостным ревом.
Басовая струна гудит не переставая. В рубке становится душно, она расположена над реакторным залом. А у обшивки наоборот — воздух выстывает от близкого прикосновения ледяной пустоты космоса. «Дир» дрожит, попадания почти постоянно, осколки брони, наверное, уже окутали корабль облаком мелкой пыли. Но крейсер должен продержаться, иначе… А иначе просто не может быть.
— Не люблю подвиги, — невзначай заявляет капитан. — Подвигом всегда затыкается дыра в подготовке. Они, — кивок на тактический стол, где проецировалось четкое построение чужой эскадры, — всегда все просчитывают. У них даже герои специально готовятся. И поэтому они так редко побеждают.
— Не скажите, — отозвался старпом. — Они выигрывают, а разве это — не победа?
— Победа бывает разной. Иногда проиграть — не менее почетно, чем победить. И даже больше.
Господи! Крейсер ведет бой, а в боевой рубке — философская беседа. Мы все сошли с ума. Хотя, похоже, с ума мы сошли гораздо раньше — минуты две назад, когда решили дать бой. Значит, сейчас можно говорить о чем угодно. Хоть о погоде, лишь бы не сильно отвлекаться от управления.
На таймере — 5.30.
— Щит — десять процентов. Быстро теряем броню.
— Левое основное орудие потеряно.
— Реакторы 2 и 3 потеряны. Мощность падает.
Одна из «Триад» подбита. «Торхаммер» выходит на позицию залпа. Вроде бы в рубке жарко, отчего по спине побежал холодок? Неужели страх? Но ведь он прошел. Исчез. Мертвые не боятся. Или все-таки боятся? А может, это исчезла тень надежды. Неужели все? Нельзя. Еще слишком много времени. Слишком много. От запаха краски кружится голова. Кто-то курит, сжигая бесценный кислород. Но всем плевать. Надо держаться. Долг? Наверное, это называется так.
Где-то там разворачивает орудия одна из величайших машин уничтожения, окруженная сворой таких же, только чуть поменьше. Даже не увидеть. Величественное, должно быть, зрелище. Страшное.
На таймере — 5.00.
— «Торхаммер» на позиции!
— Полный вперед! — Капитан вытирает пот. Да и остальные — мокрые как мыши.
Бой продолжается. Уже никто не считает потери, какая разница, сколько отсеков потеряно. Сколько — осталось. Люди, аппаратура — уже не главное. Главное — орудия, только так можно выиграть еще немного времени. И крейсер огрызается. Все еще больно огрызается.
На тактическом столе — мешанина отметок. Как там? «И все смешалось: кони, люди…» Кто-то еще пытается отслеживать обстановку, остальные сидят за пультами. Дублирующие системы сгорели, странно, что они вообще работали. Приходится ворочать громаду корабля чуть ли не вручную. Это муторно и тяжело, но из-под залпа линкора удалось выскочить. Теперь — вперед. Не обращая внимания на удары «Стилетов». Сколько еще их? Два. Надо же. Всего два.
— «Триада» дистанция — 0,2.
— Пристегнуться!