Наше послевоенное
Шрифт:
Учительница мне не понравилась, но она была в моих глазах только глупой беспомощной старухой, - и как можно получать удовольствие издеваясь над этой жалкой женщиной.
Я не знаю, как выразить свои чувства.
Прежде всего это удивление - ведь девочки были неплохие и я знала это.
Но тут одна начала, другая поддержала и вот уже весь класс (а там были только девочки) объят стихийной жестокостью. Мне казалось невероятным смеяться над тем, кто слабее, глупее, беспомощнее тебя. Я так и сказала одной девочке на перемене, которая показалась мне лучше и развитее других. Но она тут передала мои слова
При этом Зойка сказала достаточно громко:
– Что ты вообще с ними разговариваешь?
– и никто не пикнул, потому что Зойке наплевать было на все на свете разбирательства.
Мне казалось, что всегда прав коллектив, а не один человек. Но в то же время я не могла считать себя не правой.
Девочки превратили этот спор в ссору и не разговаривали со мной, изредка отпуская реплики насчет меня.
Не так давно меня выбрали старостой и желая избавиться от этого я пошла к Вере Павловне и попросила, чтобы меня переизбрали. Но она отказалась, я ее очень просила и потом сказала почему. Она ответила, - Переходи в другой класс, - я отошла от нее.
Ее класс считался самым лучшим из седьмых.
На другой день девочки вели себя так, как будто ничего не было. Но все-таки мы сторонимся друг друга.
На первом уроке физики пришел немолодой лысоватый мужчина с палочкой, инвалид войны, Шота Лаврентьевич Угулава, и стал задавать вопросы по физике из программы 6 класса, в основном я бы назвала эти вопросы теоретическими.
Он новый учитель, но я этого не знаю, он выясняет уровень знания класса.
Я готова отвечать на все вопросы, хотя никогда не читала теории. Просто я знала то, что было нужно при решении задач с Иваном Сергеевичем. Мне надо только мое знание в виде формул перевести в слова. Но так как вопросы очень четкие и конкретные, то формулирую я легко.
Я сижу на задней парте, подымаю руку. Встаю и отвечаю, Снова вопрос и снова одна я знаю ответ.
В моем старом классе ничего подобного не было бы. Уж и Мишка и Вовка все это знали не хуже меня, тем более, что Угулава все упрощает и упрощает вопросы.
Но вот я подымаю руку, держу ее, но меня не спрашивают. Учителю я явно не интересна, со мной все ясно. Он пытается расшевелить других:
– Ну, еще кто-нибудь может ответить?
Но у моих теперешних одноклассников не было Иван Сергеевича в 6-ом классе и они в большом затруднении. Наконец нерешительно поднимает руку Даник Токмаджан и дает правильный ответ.
Мне обидно, что меня не спрашивают, я ведь новенькая, мне надо утвердиться, завоевать авторитет в глазах девочек, которые меня так приняли, но я смиряюсь и опускаю руку.
По геометрии задали задачку, я долго с ней провозилась, придумала доказательство довольно сложное и запутанное.
Когда Валентин Борисович Валуйский, наш математик, немолодой мужчина в очках с разноцветными глазами, вызвал меня к доске, я, сбиваясь и торопясь, рассказала ему решение, он слушал молча и кивал головой.
На другой день он вызвал меня и показал другое,
В конце недели оказалось, что Валентин Борисович поставил мне пятерку в журнал по геометрии.
Классная мне выговорила, почему я не подаю дневник, притом так, как будто я скрывала двойку.
Первую четверть я окончила с тройкой по черчению. По черчению мы не сдали ни одного чертежа вообще, Ашот (наш учитель) проболел всю четверть. Мама на родительском собрании во всеуслышание спросила В.П.:
– А за что ребенку тройку влепили?
– Что значит влепили?
– взвилась В.П.
– А то и значит, что влепили,- сказала мама.
Зоя мне объяснила.
– Он ставил оценки наугад, ты в конце журнала, пятерки и четверки все уже растратил, вот тебе и досталась тройка.
Я осталась старостой класса и заведую уборкой помещения. После уроков дежурные моют полы. Вернее моют девочки. А мальчишки переворачивают парты.
Работа не очень трудная, но грязная и противная. Дежурить никто не любит, ведь хочется скорее домой, пообедать.
Сидим мы не кто с кем захочет, а как нас посадит наша классная.
Я люблю пересесть к Зойке и поболтать, но Демкина, прозвище которой " Верушка", не ленится подглядывать в щелку, кто где сидит, и, если видит непорядок, то врывается в класс и пересаживает детей, не считаясь с тем, что идет чужой урок.
На ее скуластой физиономии написано торжество: ага, попались, голубчики! От меня не уйдешь!
Вспоминая лица учителей в этот момент, я сейчас понимаю, что им это не нравилось, но они с ней не связывались.
Только на уроке физики мы сидим, как нам хочется, - ведь мы сидим не в своем классном помещении, а в кабинете физики, а уж хозяина кабинета, прошедшего войну, человека с характером, нисколько не волнует, кто где сел, - тишина у него всегда будет, да и Демкина поостережется врываться к Шоте на урок.
По физике меня вызывает один раз в конце четверти (на десерт), как смеются девчонки. Я отвечаю все, что мы прошли за четверть, получаю свою пять - и до свидания, до следующей четверти.
В классе есть еще одна Зоя - Меликян - на самом деле у нее красивое армянское имя - Заруи, но все зовут ее Зойкой, как и нас. Но дома она Зарик. У Зои косы до пояса, светло-карие глаза с загнутыми черными ресницами, она аккуратная и очень обязательная девочка и ходит в школу с тяжеленным портфелем. От ношения тяжестей у нее правое плечо ниже левого.
Она живет сразу за железной дорогой в двух комнатках длинного барака, в котором живут семей 5-6.
Как-то раз, присев возле железной ограды, идущей вдоль путей, я перебирала содержимое ее портфеля, стараясь убедить Зойку, что половина вещей лишняя и их можно выкинуть.
– Но разве ее убедишь!
Зоя Арутюнян только смеялась, глядя на мою борьбу за облегчение портфеля подруги.
Меликян носила с собой даже старые, исписанные тетради.
Она была упорна до фантастичности. Когда я сказала ей, что не умею петь, Зойка не поверила и стала учить меня. На уроках физкультуры, отведя меня в сторону, она пела первую строчку из "Катюши" и заставляла меня повторять. "Расцветали яблони и груши".