Наше всё. Футбольная христоматия
Шрифт:
При всей своей любви к «Спартаку» на стыке тысячелетий я все же готов был его покинуть. Примерно в тот период мне стало в нашем чемпионате тесновато. Появилась мысль границы расширить. У каждого человека в жизни наступает переломный момент, когда ты можешь резко взлететь вверх или начать падать вниз. В конце 2000 года я слабо, но все же осознал, что следующий сезон будет для меня определяющим. Мне уже было мало российского признания и тех титулов, которые я выигрывал на Родине.
Все по-настоящему серьезное ждало меня за рубежом. Но я находился в числе неприкасаемых, то есть тех, кого Олег Иванович продавать не собирался ни при каком раскладе. Все многочисленные предложения о продаже Титова (говорят, их были десятки, одно другого краше: «Реал», «Бавария», «Арсенал», «Аякс», «Интер»…)
Признаться, я сейчас удивляюсь, как при тех диких методах работы «Бавария» смогла так далеко продвинуться в переговорах. Здесь, наверное, нужно сказать спасибо Игорю Шалимову и Диме Аленичеву, которые делали многое для того, чтобы я уехал за границу и стал на Западе звездой. Шаля поспособствовал тому чтобы моими делами, точно так же как и делами Апеня, занимался знаменитый итальянский агент Бранкини. В 2000 году в отпуске мы с Вероникой и Парфешей летали на несколько дней в Милан — с Андреем Шевченко повидались, по бутикам прошвырнулись, и, самое важное, я встретился с Бранкини. Несколько часов длился наш разговор. Джованни мне все разложил по полочкам. Объяснил принципы своей деятельности, и я, помнится, поразился его профессионализму. Да и сам факт того, что человек, работающий с топовыми футбольными персонами, такими как Роналдо, относится ко мне с большим интересом, был весьма приятен.
Несколько месяцев спустя, когда в рядах сборной я находился на базе в Тарасовке, Димка Аленичев разыскал меня на улице и позвал к нам в номер: пойдем, сейчас тебе Бранкини будет звонить. Действительно, почти тут же раздался звонок. Дима взял на себя роль переводчика и посредника в переговорах. Суть была в том, что Бранкини посчитал: час для отъезда пробил, и намеревался обговорить со мной финансовые условия. Когда Алень мне перевел: «Тебя устроит оклад в пределах одного миллиона пятисот тысяч долларов в год?» — я, изумившись, естественно, согласно кивнул. В «Спартаке» я тогда получал в десятки раз меньше.
Итальянец достаточно быстро достиг договоренности по всем вопросам с боссами «Баварии». Немцы официально предложили «Спартаку» восемнадцать миллионов долларов. Наши подняли сумму до двадцати двух миллионов. Немцы согласились. Но спартаковским руководителям и этого показалось мало, в ход пошли совершенно запредельные цифры. Педантичных немцев такое «странное» отношение русских смутило, и они предпочли без особых проблем взять у «Байера» Баллака. Сам я всех подробностей той запутанной истории не знаю. А вот Игорь Шалимов, который за меня переживал и который пытался утрясти многие вопросы, в курсе всего происходящего. Шаля настолько сильно грезил моим отъездом, что даже на презентации своей книги написал мне: «Не забывай о нашей цели». Он постоянно рассказывал мне о загранице: как в разведывательном управлении готовят шпионов, так и он готовил меня к отправке на Запад, в чуждый мне футбол.
Помню тот день, когда руководство «Баварии» должно было вылететь в Москву. Бранкини намеревался примчаться следом из Италии. Нужна была лишь отмашка от «Спартака», но ее все не было. Признаться, тогда я находился в подвешенном состоянии. Понимал, что образовавшаяся пауза не сулит ничего хорошего, но в глубине души все же надеялся на благоприятное разрешение ситуации. Старался не зацикливаться на этой теме — занимался своими делами, общался с людьми как ни в чем не бывало, но каждую секунду ждал звонка. Думал, вот сейчас мне скажут: «Егор, пулей приезжай в офис». Через несколько дней надежда иссякла, и я приложил немало сил к тому, чтобы у меня в душе не поселилось разрушительное чувство разочарования. Было нелегко. Свой шанс перебраться в другое измерение я упустил. Вернее сказать, не получил его вовсе.
Единственное, что можно было сделать — по примеру Димы Аленичева напрямую договориться с заграничным клубом и поставить Романцева перед фактом: я уезжаю, и вы меня не удержите! Но я был на это не способен. Олег Иванович с восемнадцати лет в меня душу вкладывал, делал на меня ставку, и больше всего на свете я боялся его подвести. Я несколько раз представлял себе, как приду к нему и скажу: «Хочу уехать». Тут же задавал себе вопрос: а смогу ли я посмотреть Иванычу в глаза? На этом тема о загранице исчерпывалась.
Однажды, после того как я в 1998-м стал лучшим футболистом страны, одна солидная фирма предложила мне рекламный контракт на кругленькую сумму плюс бонусы и экипировку. Я набрался смелости и отправился к Романцеву просить разрешения. Олег Иваныч молча выслушал, затянулся сигареткой: «Сколько-сколько тебе предлагают?» Я еще раз назвал цифру. «А ты знаешь, что Роналдо они платят три миллиона? Вот когда тебе предложат хотя бы половину той суммы, я тебе сам скажу: соглашайся. Теперь иди!» Я шел от него как в тумане, настолько мне было неудобно. Десятки раз потом жалел, что не отказал известной фирме сразу. Все переживал, как бы наши отношения с Иванычем не испортились.
В 2002-м моя психология стала потихонечку меняться. Эмоций катастрофически не хватало. Играл на автопилоте. Чувствовал, что годы проходят впустую. И тут меня разыскал очень известный болгарский агент, работающий по Англии, и от имени руководства «Астон Виллы» сделал серьезное и предельно конкретное предложение, на которое я тут же дал предварительное согласие. Это было в тот период, когда у меня уже полетели «кресты», но врачи меня уверяли, что все быстро образуется. Когда же случился рецидив и появилась вероятность, что я стану натуральным инвалидом, «Астон Вилла» вполне логично с горизонта исчезла.
Сейчас, оглядываясь назад, локти, конечно, не кусаю, но что-то меня за душу тянет. Вернись я сейчас назад, наверное, рискнул бы и поступил, как Аленичев. Не зря же говорят: лучше попробовать и жалеть, чем не попробовать — и жалеть. Очень мне любопытно: какие бы высоты мне покорились на Западе? Ведь в 2000–2001 годах, когда посмотреть на меня скауты слетались со всей Европы, можно было принимать первое попавшееся предложение и быть уверенным, что оно более чем приличное.
А с другой стороны — что мне еще надо? Семья, друзья, любимый «Спартак». Это же тоже счастье! Причем самое настоящее! К тому же мне приятно осознавать, что я сумел выдержать все удары, которые за последнюю пятилетку судьба на меня обрушила. С улыбкой вспоминаю, как после несложившегося моего романа с «Баварией» утешал себя тем, что меня дома все устраивает, что впереди очередная Лига чемпионов, в национальной команде опять-таки я не на последнем счету. Тогда еще подспудную причину себе выдумал: если уеду — Иваныч меня в сборную вызывать перестанет. Конечно, этого не было бы, но я себя специально накручивал, чтобы досаду в себе заглушить. А деньги… как говорится, всех не заработаешь.
К тому же я не ставил перед собой цели добиться всемирной популярности, как сделал это Бекхэм. Россия — моя Родина, и признание мне важно все-таки в первую очередь здесь. Я долго и старательно работал с собой, пугал себя тем, что за границей могу стать очередной посредственностью. Я не хочу кануть в безвестности, как многие наши талантливые пацаны. Лучше уж синица в руках…
Да, был момент, когда я утратил интерес к нашему чемпионату. Знал все наперед: обыграем тех и этих, вновь в январе золотые медали получим. Может быть, и хорошо, что меня так тряхануло: «кресты» накрылись, потом вот дисквалификацию схватил. Наконец-то я опять почувствовал свежее дыхание футбола, глаза заблестели. В 2005-м накануне матча с «Ростовом» впервые за последние годы я не смог днем уснуть, так радостно было ощутить подзабытые предстартовое волнение и тревогу за результат. Очень любопытно! Я бы даже сказал, безумно любопытно не ведать, что с твоей командой будет, и переживать из-за этого.