Нашествие квантовых котов
Шрифт:
Я постаралась опять вернуться к музыке, пока из Гварнериуса выплывают эти волнующие романтические темы. У Чайковского была масса сложностей с концертами, например. «В первый раз могу поверить в возможность существования музыки, неприятной для слуха!» — сказал на премьере один из критиков. Как бы вы жили после этого? (Но теперь, это самый любимый концерт из его репертуара.) И его собственная жизнь была закручена посильней моей в немузыкальном (политическом?), кажется, политическом смысле. Поскольку здесь присутствовал византийский аромат интриг царского двора. Его брак оказался неудачным, и на его почве он получил нервное расстройство. На протяжении двадцати лет Чайковский имел, пылкий роман по любовной переписке с Надеждой фон Мекк, не встречаясь при этом с ней ни разу (как только она появлялась, он немедленно выбегал через черный ход). Сумасшедший Петр Ильич! Говорят, он мечтал стать дирижером, но не вышло, поскольку правой рукой он управлял оркестром, а левой держался за подбородок (иногда у него появлялась навязчивая идея, если он расслабит руку, голова свалится с плеч).
Сумасшедший Петр Ильич!
Спинг — лопнула пятая струна, порванная мной. Я сердито ухмыльнулась, вспомнив, что говорил мне однажды Руггиеро Рикки: «Вы соблазнили Страдивари, но изнасиловали Гварнери!» На этот раз я изнасиловала его немного грубовато.
Эми сразу же ворвалась в дверь. Я не спросила, не подслушивала ли она. Без сомнения. Я протянула ей скрипку, и она внимательно рассмотрела порванную струну.
— Нужно натянуть точно такую же!
Она кивнула.
Пока Эми раскрывала пакет со струнами, я вновь ушла в грезы. «Сумасшедший Петр Ильич!» — подумалось опять, только это обернулось в: «Сумасшедшая Найла Боуквист! Что ты сотворила со своей жизнью?»
Раздумывая, я полизала болевшие ногти. Они не изрезались до крови, для этого потребовался бы, как минимум, резец, но они болели. Я сильно страдала. И сказала:
— Эми, как вы думаете, где сейчас находится мой муж?
Она взглянула на часы.
— Здесь около пяти, значит, в Чикаго четыре. Думаю, он в офисе. Вас соединить?
— Пожалуй, да!
— Ферди не любил отпускать меня на дальние гастроли.
Для связи мы использовали специальную линию. Только Эми лучше меня помнила номера, на связь у нее уходило не более двух минут.
— Он едет в клуб! — Она протянула трубку. — Я связалась с салоном автомобиля.
Я посмотрела на нее так, что она все поняла правильно.
— Я закончу в другой комнате! — сказала Эми и ушла, прихватив Гварнериуса и инструменты настройки.
А я сказала:
— Милый? Это Найла!
— Спасибо за звонок, дорогая! — донесся мягкий пожилой голос. — Я очень тревожился за тебя, все что случилось…
— Со мной все в порядке! — обманула я. — Ферди?
— Да, дорогая?
— Я… как будто взбесилась!
— Я знаю. У тебя хлопоты с Рочестером: на авиалиниях хаос! Послать за тобой самолет компании?
— О нет! — быстро откликнулась я. Чего я хотела, я и сама не знала, но только не этого! — Нет, у Эми все под контролем. Дорогой Ферди, я давно хотела сказать тебе одну вещь!.. — я сделала глубокий вздох, подбирая слова. Они никак не выходили.
— Да, дорогая? — вежливо проговорил Ферди.
Я сделала еще один вздох и попробовала иначе:
— Ферди, ты помнишь Де Сота?
— Конечно, дорогая! — Он очень забавно произнес эти слова. Что за глупый вопрос! Кто же в эти дни не знал Дома Де Сота? Кроме того, Ферди знаком со всеми реальными силами штата Иллинойс. — Это просто ужасно! — продолжил он. — Я знаю, тебе не нравится, что он замешан во всем этом дерьме!
Я сглотнула. Безусловно, он не намекал ни на что иное… но все же… когда у вас совесть нечиста, даже «привет!» может иметь двойной оттенок. Я пробовала представить себе, что понял из сказанного Ферди. Мне думалось, что отлично играю роль жены, которая все сознает, но из ее рта не вылетает ни единого слова. И может быть, я подсознательно стараюсь вызвать у Ферди подозрения, чтобы он вышел из себя и задал мне вопросы.
Но Ферди не заподозрил ничего. Нежно и снисходительно он забавлялся нерешительностью своей супруги, которая, кажется, забыла, что хотела сказать.
— Ферди! — выдавила наконец я из себя. — Все, что я хотела сказать… Видишь ли, я хотела сказать… Что, Эми?
Она появилась в проходе.
— Вас хочет видеть миссис Кеннеди! — сказала Эми.
— О дьявол! — выругалась я.
В трубке послышался смешок.
— Я понял! — сказал Ферди. — У тебя гости! Ладно, дорогая, сейчас я паркуюсь у клуба… ты, наверное, слышишь гудки? Давай поговорим позже! О'кей?
— Хорошо, милый! — расстроенно произнесла я… но, слава Всевышнему, день еще не закончился. Тут пришла Джекки и сказала, что подвезет меня на ужин.
— Простой семейный ужин в узком кругу! Мы хотим, чтобы и вы присоединились к нам!
Я с радостью приняла приглашение.
На самом деле это не было «семейным ужином» — из детей не было никого, даже занимающихся политикой, хотя за столом сидел главный помощник Джека Кеннеди с супругой. И был также наш старый приятель Лаврентий Джугашвили. Хорош хозяин — любезен и гость! Но тем не менее, увидев его, я поразилась. Мое присутствие становилось более понятным: ведь Лави был один, а Джекки не любила неуравновешенный стол.
— Нет, милая Найла! — сказал он, галантно поцеловав руку. — На сегодня я холостяк! Ксения улетела в Москву, чтобы убедиться, что дочка регулярно принимает витамины и посещает школу.
— У нас будет обычный непринужденный ужин, — сказал сенатор, — поскольку всем нам нужно встряхнуться! Альберт! Подберите что-нибудь из напитков для миссис Боуквист!
Это было не просто роскошью! Ферди так же богат, как и Джек Кеннеди, но, когда мы устраиваем семейный ужин, мы не проводим его в большом зале с дворецкими, подающими блюда. Обычно мы ужинаем в столовой, и повар Ханна ставит перед нами блюда. У Кеннеди все псиному. Мы выпили коктейли в гостиной, где на стене висели портреты трех покойных братьев сенатора. Вина были в родовых бутылках, и столовое серебро было золотом!
На самом деле, все было так, как сказал Джек Кеннеди. Мир снова сделался реальным. Это было нечто вроде маленького ужина, каких у меня сотни в год. Говорили о погоде (надвигается ураган и ожидаются дожди), о школьном классе дочки Лави, и о том, как поистине великолепно я играла Гершвина, какая жалость, что выступление было прервано!
Посол Советского Союза взглянул на меня (красивое русское лицо было в восхищении от моей одежды), весело провел глазами по цветам на столе, еде и винам. Лаврентий мне всегда нравился: отчасти потому, что действительно получал от музыки наслаждение. И не всегда от такой, какую я понимала.