Нашествие квантовых котов
Шрифт:
Слово «сэр» он добавил после некоторого раздумья. Тон ясно доказывал, что все это несерьезно. Капитана более интересовало, что скажет стоявший у консоли гражданский.
Он и на самом деле был очень любопытным: несомненно, он делал что-то вроде комплексной коррекции балансировки. Было похоже, он старался удерживать красную точку на одной шкале, точно напротив зеленой на другой. Когда красная точка удалялась, он поворачивал ручку, до тех пор, пока она не возвратится на место. Когда они совместились, он крикнул через плечо:
— Видите их?
И доктор Валеска, выглядевшая так, будто молилась, бросила нам через плечо умоляющий взгляд, задрожала и шагнула в темноту, где просто растворилась.
Оставшиеся разом перевели дух.
— Следующий? — крикнул капитан.
И туда же последовал полковник Мартино. Тьма поглотила его, оставив не больше следов, чем при уходе Эдны Валески.
Следующим был я. Тогда я стоял уже не более чем в шеста футах от загадочного штатского. Он резко обернулся.
И я узнал его? Тощий, более беспокойный, но все же тот самый человек
— никаких вопросов.
— Лаврентий! — воскликнул я. — Вы посол Советского Союза Лаврентий Джугашвили?
Его охранник вскинулся:
— Ты что, с ума сошел? Не беспокой доктора Дугласа!
Доктор раздраженно посмотрел на меня.
— Моя фамилия не Джугашвили! — сказал он, повернувшись к монитору. Он дернул ручку настройки, прежде чем сделал знак капитану. — Но это фамилия моего деда! — прибавил он, когда я сделал шаг в темноту.
Когда я был ребенком, я много мечтал — и мои фантазии концентрировались на двух объектах. Первым объектом были космические путешествия, вторым был секс. Основной причиной того, что я хотел стать ученым, было то, что я мог бы посещать иные миры. Я никогда не оставлял этой надежды, просто она медленно испарилась с годами.
Другую фантазию я не оставлял никогда. У меня была самая лучшая коллекция непристойных книг. Порносеансы тогда еще не были легальными, но были места, где за два доллара вы могли пройти в комнату с платным кинопроектором и посмотреть грубые черно-белые фильмы Тайдхуаны и Гаваны (длительное время я был убежден в том, что мужчина не мог заниматься любовью с женщиной, иначе чем в черных чулках и в маске). Я обменивался своими фантазиями со сверстниками из шахматного клуба и теннисной команды. Каждую ночь, когда ложился спать, я воображал сценарий идеального соблазна: тонкая ткань женской ночной рубашки, пьянящая прохлада постели, шелковая простыня…
Потом наступило четвертое июля. Пегги Хофстадер!
Ее дом находился около озера. Мы стояли вдвоем на крыше и наблюдали фейерверк. Я умудрился тогда выпить две бутылки теплого, отвратительного на вкус пива. И когда фейерверк взорвался, заполнив все небо, я ощутил, как рука Пегги тянется к моему члену, и понял, что меня провоцируют. Фантазия внезапно стала реальностью. Без всякой подготовки я исполнил дебют, делал то, что сделали бы и вы на моем месте руками и ногами, различными частями тела.
К счастью для меня, Пегги хорошо разбиралась в этом деле, и я получил необходимую помощь.
Но здесь мне не сможет помочь никто…
Я боролся против предательской дрожи, жуткого возбуждения. С той стороны был совсем другой мир.
Я сделал глубокий вздох, закрыл глаза и шагнул внутрь.
На что это было похоже?
Я ничего не почувствовал. Как-то я был на научной выставке, где демонстрировались воздушные двери. Струи поднимающегося воздуха соединились с водяными парами. Это выглядело так, словно в коридоре висели облака; на них проектировались различные картины и реклама, а вы шли прямо по небесам. Но это впечатляло больше, чем перемещение через пересеченные миры. В один миг я находился в подвале здания в сиянии мерцающих флуоресцентных ламп…
Затем я шагнул и внезапно очутился на дне ямы, продолжал двигаться по деревянному мостику в знойном августовском солнце Нью-Мехико. Вокруг возвышались постаменты, удерживающие нелепые машины, напоминавшие телекамеры, на месте линз были экраны с решеткой. Меня обступали вздыбленные песчаные стены, рев мотора рвал барабанные перепонки.
У меня не было возможности изучать зрелище. Два солдата схватили за руки и потащили вперед.
— В грузовик! — приказал один из них и повернулся, чтобы схватить следующего пленника.
Я полез в транспорт — армейский грузовик без опознавательных знаков, сиденья располагались по бокам, и в кабине находилась охрана с автоматами. Когда все мы были посажены в машину, мотор заревел громче, и автомобиль рванул вперед. Мы въехали на холм, где наготове стояли два боевых вертолета, их лопасти медленно вращались.
— Выходи! — приказал конвоир, и мы поодиночке спрыгнули вниз.
Грузовик уехал. Один из охранников ушел перекинуться парой слов с вертолетчиками. Мы огляделись по сторонам.
Я стоял на вершине песчаного холма и смотрел на армейские бараки, насколько я понял, оригинал Сандии. Они находились в миле от нас, а ближе
— трейлер с окнами и маскировочной окраской (это было нечто вроде офиса), яма. По тут сторону ямы — два-три других трейлера-генератора, их кабели тянулись к находившимся на дне механизмам.
Я, как и все остальные, задыхался от яркого света и переживал насчет солнечного удара. Эдна Валеска дернула за рукав.
— Они выкопали ее до уровня подвала! — сказала она, указывая пальцем.
— Что? — не понял я.
— Они хотели дойти до фундамента, — объяснила она. — Ведь здесь нет здания, и им пришлось копать.
— Ах да!
Это казалось совершенно неважным. Честно говоря, мне столько пришлось пережить, что я уже не различал важности вещей. Я увидел, как из черного прямоугольника появились еще две фигуры: Найла-сержант и «Джугашвили». Они тихо беседовали, потом Найла села в джип.
— А как насчет постаментов?
— Я полагаю, — сказала доктор Валеска, — что все дело в расположении. Они хотели заглянуть в наши лаборатории, ведь многие из них располагаются на верхних этажах.