Нашествие

Пронин Игорь Евгеньевич

Отец говорил тихо, и узнал его грохенец, только когда тот вышел из переулка. Худой, невысокий, громко шаркает ногами — если это не Пладде, то кто-то чрезвычайно похожий на него. Пайс отпустил отца на полсотни шагов и двинулся следом, размышляя, что делать, если Ромиль со своими ребятами, против ожидания, отправился куда-то в другой конец города. Пладде между тем добрался до площади и срезал через нее угол, часто поглядывая в сторону Управления и казармы «грачей», и зашел за здание Совета Отцов. Тут-то его и ждали.

— Здорово, Отец! — хрипло выдохнул

Ромиль, наваливаясь на Пладде. — Ну-ка мы на тебя посветим для уверенности… Кто здесь?!

— Тише, это я, — Пайс едва не рассмеялся. — Совсем вы нюх потеряли, верно Вешшер говорит. Тут отряд стражников мог идти, а вы бы и не заметили!

— Помолчи.

Ромиль сдернул с Отца капюшон, кто-то тут же высек искру, разжигая веточку альгары.

— Он самый, — удовлетворенно протянул Ромиль. — В целости и сохранности. А зачем тебе ночью в Совет понадобилось, уважаемый? Там ведь нет никого.

— Я не желаю тебя слушать, мерзкий атори! — тихо прохрипел Пладде, которому грохенец сильно сжал горло. — Убей.

— Как же ты догадался? Ах да, ни один ваш богатырь не сможет тебя так сильно потискать, — хихикнул Ромиль. — Ладно, не хочешь со мной говорить, поговоришь с Вешшером. Давайте кляп, оглушать его я боюсь — убью еще ненароком.

Пладде вдруг дернулся всем телом, исхитрившись повернуться под рукой Ромиля, и Пайс заметил, как рука Отца скользнула за голенище:

— Берегись!

— Ах-х-х! — Ромиль успел отпрянуть, но лезвие все-таки оцарапало ему подбородок. — В горло метил, гад!

Он не стал вырывать у Пладде оружие, просто ударил в лицо со всей силы. Отец запрокинул голову и повалился на мостовую, ударившись о булыжник затылком.

— Что там?! — Распахнулась задняя дверь, и на порог выскочил сторож, яростно размахивая фонарем и саблей, к эфесу которой были привязаны бубенчики. — Кому не спится, грешники?! Убирайтесь от Совета или прямо от сюда в Суд отправитесь!

— Прости, уважаемый, мы тут бунтовщика одного скрутили, — тут же сказал Ромиль, пока его товарищи связывали неподвижного Пладде. — Передали бы сразу тебе, но бургомистр сказал, чтобы всех тащили в Управление.

— Что за ночь?!. — Сторож приподнял фонарь и сквозь прутья забора постарался разглядеть говоривших. — Грохенцы? Почему же вы бунтовщиков ловите, а не «грачи»?

— Потому что он сам из «грачей», а от стражников убежал, — пояснил Ромиль. — Помогаем ребятам, а то так бы и шастал по городу до утра. Счастливо оставаться.

Сторож промолчал, глядя, как грохенцы тащат тело в сторону площади Шале. Из распахнутой двери выглядывали еще двое его товарищей с обнаженным оружием.

— Вот еще Вешшеру дело — оправдываться за этого бунтовщика, — тихо засмеялся Ромиль. — Парни, придется его до самого Управления донести, ведь эти сторожа в окно посмотрят. Бегите-ка двое вперед, найдите носилки. Хотя, может, я его убил… Нет, дышит, гадина.

— Как вы его отыскали? — спросил Пайс.

— Слуга подсказал. Я его знаю, он в моей лавке кредит взял на две сотни. Такая пьянь… Рассказывал, как

Пладде его перевоспитывал ремнем. Но очень своего хозяина уважает, как водится. Он, говорит, сегодня вообще не придет, потому что на всю ночь отправился в Совет, что-то там в библиотеке читать… Мы туда, сторожить, а он и сам откуда-то приперся.

— Со стороны Монеты, — уточнил Пайс. — Но знаешь, я ведь не просто так пришел. Вешшер посылает нас с тобой в Грохен прямо сейчас — рассказать графу, что здесь происходит.

— Вот это дело! — обрадовался рыжий. — Грохен — это замечательно! Кстати, не придется перед Вешшером оправдываться, если этого отчика мертвым дотащим. Сейчас, только ребята с носилками вернутся — и зашагаем прочь из этого каменного захолустья.

Добравшись до угла Управления, грохенцы остановились в тени, подальше от фонарей. В здании мелькали огни — Рошке уже вернулся, приведя в наряд несколько заслуживающих доверия «грачей», и теперь наводил порядок. Стражников стало меньше, да и те стояли поодаль, ближе к казарме, в окнах которой тоже горел свет.

— Свихнуться можно, — покачал головой Ромиль. — Если бы моего любимого начальника прикончили посреди ночи, то уж я бы потребовал объяснений! И не у кого-нибудь, а лично у бургомистра. А эти… Растения какие-то, только говорить и умеют.

— А у тебя были любимые начальники… там?

— Там? — переспросил рыжий, коверкая звуки. — В большом мире? Нет, там у меня был всего один начальник, и того я ненавидел. Впрочем, это теперь неважно. Вон, идут.

В Речном порту было достаточно складов, принадлежащих грохенцам, оттуда и принесли паланкин. Пладде запихнули внутрь, прикрыли плащом, а сверху уселся старший, назначенный вместо себя Ромилем.

— Задерни шторки, путешествуй как уважающий себя купец! Передавайте привет Кайвину, а я от вас грохенским девчонкам! — Ромиль помахал рукой, и они с Пайсом отправились в другую сторону. — Здорово, что уходим прямо сейчас, — повторил он. — Суетно здесь будет, Вешшер нервничает.

— Любой бы нервничал на его месте.

— Я бы не нервничал. Я бы сразу начал резать эту шваль! Шучу, конечно… Я бы взял пушки и выкинул имперцев с Морской стены, а потом сидел бы там спокойно до подхода наших из лагерей

— Пушки это большие трубы, — поправил Пайс. — Их не возьмешь, они для другого. А на руках носят пищали.

— Какая разница? Пушка есть пушка, прицелился и снес кому-нибудь башку! — Ромиль выставил вперед руку, зажмурил один глаз, вытянул и резко согнул указательный палец. — Бах!

— Это ты о чем-то другом говоришь, — смущенно улыбнулся его спутник. — Из пищали так не бахнешь.

— Да, это точно. Но я видел, что они могут, эти пищали покруче иного пулемета. Хотя ты не знаешь, наверное… Ну, в общем, поставишь полсотни человек в кучку — пищаль всех и положит, да так, что только клочья полетят! С пищалями тоже можно делать дело, хотя, честно говоря, хватило бы и сабель с арбалетами. Надо просто действовать смелее с местными, они же равнодушные.