Нашествие
Шрифт:
13
Вход на мост отца Невода уже не перекрывала стража, лишь на самой середине болталась обычная пара постовых. Грохенцы вежливо приподняли шляпы, проходя мимо; стражники их полностью проигнорировали.
— Вот тоже, такая ночь, переполох на полгорода, а они даже нам в лицо не посмотрели! — опять стал возмущаться Ромиль. — Как так можно?
— Чему удивляться? Издалека заметили, что идут приличные люди, не какое-то отребье. Тем более что мы с правого берега в Заречье направляемся, а не наоборот.
— Все равно. Идут двое при оружии куда, зачем? Хоть спросить-то можно? А лучше обыскать. Не могу понять такого поведения, сколько лет здесь живу, а не могу понять. И за стену выпускают ночью кого ни попадя.
— Так ведь выпускают, а не впускают, — опять заступился Пайс за городскую стражу. — Если мы что-нибудь украли, то это не стражников дело, а «грачей».
— Все неправильно! — не согласился Ромиль, но продолжать не стал.
Пройдя через городские кварталы Заречья, грохенцы через калитку вышли за Пятую стену и зашагали прочь от Иштемшира, оставляя по правую руку Хуланы. Там, как это часто бывало ночами, играла музыка, доносились пьяные песни.
— Вот эту сволочь я еще понять могу, — кивнул в сторону Ромиль, поправляя шляпу на рыжей голове. — Только не говори, что я на них похож, прошу! Понять могу, но ненавидеть от этого меньше не начинаю. Местные их терпят, но я уже говорил Кайвину: если хотим спокойной жизни, то хуланов надо всех порешить сразу.
Дорога была пустынна, и путники ускорили шаг, двигаясь теперь со скоростью, почти немыслимой для обычного человека. Переглядываясь, они все наращивали темп, соревнуясь, пока наконец Пайс не перешел на бег.
— Слабак! — рассмеялся Ромиль. — Эх, парень, и гульнем же мы в Грохене! Как люди, а не как местные!
— Тише…
— Да ладно, нет никого. Гульнем хорошенько, а потом вернемся сюда и я как следует отомщу на искалеченный язык! Вот и трактир показался. Мы туда зайдем, махнем по кружечке — а то пути не будет.
Иво по мере приближения к «Велыпейскому страннику» все меньше хотел выпить там пива — из ярко освещенных распахнутых окон доносились хохот и все те же хуланские песни. Но Ромиля это не смутило, он подергал запертую дверь и сразу взялся за колотушку. Через некоторое время в двери открылось окошко, высунулся дюжий вышибала:
— Прошу прощения, господа, — Джемо уважительно относился к грохенцам, частым и богатым гостям, — но у нас все места заняты. У хуланов какой-то праздник опять, никак не могу запомнить название.
— Да мне наплевать, какой у них праздник! — набычился Ромиль. — Открывай, я не собираюсь тащиться три меша до следующего заведения с сухим горлом!
— Я же сказал: закрыто! — набычился и вышибала. — Хотите войти — лезьте в окно, только имейте в виду, что среди хуланов и грешники попадаются, им терять нечего.
— Пусть нам вынесут прямо сюда. — Пайс знал, что Ромиль не отступит, и попытался смягчить его требование. — Нам только по кружке.
Джемо все еще хмурился, но под протянутую горсть медяков подставил ладонь.
— Зря ты так, — не одобрил Ромиль, когда окошко закрылось. — Тут не Иштемшир, опасаться нечего. Сломал бы я ему челюсть, зато потом уселись бы за лучший стол.
— Тебе разве хочется слушать этот хор? — поморщился Иво. — Сам же сказал, что хуланов ненавидишь.
Спустя минуту дверь отворилась и Джемо лично вынес ночным гостям пиво.
— Идите под дерево, тут столик. — Вышибала первым прошествовал через темный двор под дерево. — Только не вздумайте нагадить, вам ведь еще назад идти. Тут вам не Иштемшир и не Грохен вонючий.
— Заметно, того и гляди в дерьмо наступишь! — прошипел Ромиль. — Видишь, дружище Пайс, без сломанной челюсти парень остаться не желает.
Иво сжал в темноте его руку, и рыжий все-таки не ударил первым. Джемо, похоже, и вовсе не хотел связываться с двумя крепкими на вид незнакомцами, поэтому попятился, ухмыляясь, к дверям. Однако Пайс не оценил степени коварства вышибалы.
— Чивоха! — громко позвал Джемо. — Чивоха, мне тут помочь надо, не пришлешь пару ребят?
Песня в трактире оборвалась, тут же раздался взрыв хохота. Джемо, улыбаясь, поглядывал то в зал, то на грохенцев.
— Я ведь к вам вроде с душой отнесся, — беззастенчиво соврал он. — А ты, рыжий, и сам нарвался, и друга своего в беду втравил. Тут вам не…
Он прищурился, разглядывая кого-то на дороге. Большая и Медовая светили в эту часть ночи одновременно, и вышибала уже мог сосчитать приближавшихся: четверо. Судя по звону, тоже вооружены. Но наверняка не хуланы — те бы непременно пошатывались и пели, а у этих лишь один прихрамывал.
— Что ж ты замолчал, любезный? — Ромиль невозмутимо потягивал пиво. — Живот прихватило?
— Я тебе сейчас все про свой живот расскажу! Стойте-ка пока, парни. — Джемо удержал возле себя двух полупьяных хуланов, выскочивших из трактира с увесистыми кружками в руках.
Новые действующие лица между тем пошли быстрее, явно намереваясь миновать «Вельшейского странника» как можно незаметнее. При этом все четверо странным образом шагали в ногу, и Джемо скорчил враждебную гримасу.
— Стража, что ли? Скажите Чивохе, что много странных типов этой ночью вокруг бродит.
— Где же много? — икнул один из хуланов. — Вон да вон, только и всего! Эй, проваливайте в Ад, топота чегишайская!
— Да тише, вдруг это облава? — зашептал ему в ухо Джемо, заталкивая в трактир. — Так всегда начинается: часть рядом крутится, часть со стороны леса зайдет… До князя как до утра далеко, вот они и вытворяют тут что хотят. Скажи Чивохе. — Сам вышибала в порыве дружеского рвения вышел на дорогу. — Эй, любезные, а нельзя ли поинтересоваться… Ого, да это же «самый черный грач» собственной персоной! Господин Эшуд Методе, а рядом Хромой Леппе! Это что же, ваша сраная полиция теперь имеет право и по княжеским землям бродить, да еще переодевшись?!