Наши космические пути
Шрифт:
Пятьдесят лет лежала книга М. Васильева на полках Ленинской библиотеки. Но ни один из знатоков творчества Циолковского не сумел разыскать ее, чтобы прочесть то, что открыл нам трудолюбивый исследователь из Кирова.
Находка В. Г. Пленкова — несомненная удача, свидетельство большой вдумчивой работы. Но в то же самое время она свидетельствует и о том, что комментарии к текстам Циолковского далеко не всегда правильны. Так, еще в 1940 году была процитирована фраза из автобиографической рукописи Циолковского: «Учителей не слышал или слышал одни неясные звуки». По существу, эта фраза — свидетельство того, что Циолковский учился в школе (невозможно слышать
Сейчас на здании мужской гимназии, где учился Константин Эдуардович, установлена мемориальная доска.
Вознесенская улица, дом Климина
Сообщение в «Вятских губернских ведомостях», найденное Пленковым, не выходило у меня из головы. Жил ли Циолковский перед переездом в Вятку в Рязани? И вот в архиве Академии наук СССР я читаю документы, позволяющие уверенно сказать: да, жил примерно около пяти лет...
В июле 1926 года Циолковский, которому было тогда 69 лет, получил письмо от другого старика — Петра Васильевича Белопольского, племянника известного русского астронома. Несколько строк этого письма проливали свет на интересовавший меня вопрос:
«Я помню, — писал Белопольский, — что, когда мне было лет девять, я жил в Рязани на Вознесенской улице в доме Климина и в этом же доме жили Циолковские два брата, немногим старше меня. Если это были Вы, то, конечно, мне было бы очень интересно об этом знать...»
Судя по следующему письму, в котором официальное «Вы» сменилось дружеским «ты», Константин Эдуардович подтвердил этот факт. И, предавшись воспоминаниям, Белопольский писал Циолковскому: «Из нашей жизни детской я особенно помню один эпизод. Помню, как-то я, мой брат Вася, ты и твой брат залезли в чужой сад полакомиться малиной и на нас пожаловались. Нас отец высек, а вас поставил на колени богу молиться. Когда после сечения мы выскочили во двор побегать, то вы из окна говорили нам: «Вас высекли, и вы уже играете, а мы еще должны стоять целый час на коленях». Потом помню, вы куда-то из Рязани уехали...»
Письма Белопольского позволили вычитать кое-что новое из автобиографической рукописи «Фатум». Написанная в 1919 году на листах бумаги, вырванных из какой-то конторской книги, эта еще неопубликованная рукопись содержит несколько весьма неразборчивых строк. Попытки прочесть их не имели успеха, так как у тех, кто эти попытки делал, не было ключа. У меня же таких ключей оказалось два: сообщение из «Вятских губернских ведомостей» и письмо Белопольского.
На последних страницах рукописи Циолковский набросал ряд коротких конспективных заметок, нечто вроде плана своей развернутой автобиографии, которую он так и не собрался написать. В них-то, написанных особенно неясно, и содержатся сведения, подтверждающие жизнь семьи в Рязани, куда она переехала из Ижевского, чтобы спустя несколько лет переселиться в Вятку.
Вот некоторые из этих заметок, датированные разными годами. 1863 год: «Продажа дома и квартира на большой улице». 1864 год: «Деревянный флигель Калеминой» (Белопольский называет его домом Климина). Следующая заметка, датированная 1867 — 1868 годами: «Переезд в другое отделение дома. На нашем месте Белопольские».
А вот еше один документ, никогда не видевший света, — нотариальная копия с «аттестата». Так официально назывался послужной
Таким образом мы получили возможность с уверенностью говорить о первом рязанском периоде жизни Циолковского, еще не отраженном в его биографиях. Второй период общеизвестен. Он наступил в 1878 году, когда семья Циолковских снова вернулась в Рязань из Вятки.
В городе старообрядцев
В 1958 году в сборнике «Литературная Калуга», изданном весьма скромным тиражом, увидели свет воспоминания старшей дочери ученого Любови Константиновны. Написанные отличным языком, они сообщают много ранее неизвестных сведений о Константине Эдуардовиче.
Воспоминания Л. К. Циолковской очень интересны. Но еще интереснее и содержательнее их черновики — пачка ученических тетрадей, исписанных мелким, в полном смысле слова бисерным почерком. Их было очень трудно читать, эти убористо исписанные тетрадки. Вечерами после работы в архиве Академии наук у меня отчаянно болели глаза. Но разве можно жалеть об этом? Ведь мне удалось увидеть, как, напрягая память, восстанавливала Л. К. Циолковская все, что могла вспомнить о своем великом отце. Особенно интересным показалось мне то, что не успело найти достойного отражения в литературе о Циолковском — подробности начала его научной деятельности, отношения с людьми, завязавшиеся во время жизни в глухом провинциальном городишке Боровске, населенном главным образом старообрядцами.
Обычно жизнь Циолковского в Боровске рисовали как жизнь одиночки, замкнутого, нелюдимого, не понимаемого окружающими и сторонящегося их. На самом деле это далеко не так. Любовь Константиновна сообщает, что отец ее входил в небольшой кружок интеллигентов, интересовавшихся тем, что происходило в далеком от Боровска большом шумном мирз. Они выписывали вскладчину из Петербурга и Москвы новые книги. Эта домашняя библиотека помещалась у местного следователя. Приобретенные книги читались по очереди.
Любопытен и другой факт, о котором сообщает Л. К. Циолковская. К отцу часто заходили студенты, приезжавшие в Боровск на каникулы. Один из них — В. В. Лавров — отвез в Петербургское физико-химическое общество первую научную работу Константина Эдуардовича — «Кинетическая теория газов».
Врспоминания дочери ученого привели меня к мысли, что многое в боровском периоде жизни Циолковского, когда он начал формироваться как серьезный и самостоятельный исследователь, еще не известно широкому читателю. Знакомство с документами архива Академии наук СССР и чтение текстов неопубликованных рукописей подтвердили это предположение.
Как известно, в Петербургском физико-химическом обществе рассматривалась также и вторая работа Циолковского — «Механика подобно изменяемого организма». Известно было и то, что о ней дал положительный отзыв И. М. Сеченов, великий русский физиолог. К сожалению, этот отзыв не сохранился. То ли сгорел, то ли погиб при наводнении.
Что же писал Сеченов Циолковскому? Документы архива Академии наук позволяют ответить и на этот вопрос. Циолковский по памяти попытался восстановить этот документ, которым, по-видимохму, очень дорожил. И его запись позволяет нам сообщить читателю мнение И. М. Сеченова, написавшего о Циолковском, что «сделанные им выводы частично известны; но труд его показывает несомненную талантливость, к печати он не готов, потому что не закончен».