Наши в космосе (Сборник юмористической фантастики)

Булычев Кир

Генерал в мундире с нашивками за безупречную службу смотрел на меня сквозь дымчатые очки:

— Вы действительно интересуетесь кометными ядрами?

Я помедлил с ответом. Врать в присутствии расположившегося рядом с генералом психолога было опасно.

— Да как вам сказать…

— Чудесно! — расцвел психолог. — Значит, не очень? Это именно то, что нам нужно! Понимаете, многие специалисты, влюбленные в свое дело, вольно или невольно начинают иммунизировать данные, подгонять, так сказать, под выдуманную на досуге рабочую гипотезу, а кто нам даст уверенность в том, что гипотеза верна? Пять лет в облаке

Оорта с одним лишь коллегой могут развить эту тенденцию до степени болезненной страсти. Нам нужна абсолютная достоверность данных, а значит, нам нужен по возможности незаинтересованный человек. Кстати, я говорю это вам для сведения, а не для распространения. Незаинтересованный человек, но обязательно доброволец с развитым чувством ответственности, вы меня понимаете? Если здоровье такого человека не помешает ему работать на станции, он будет идеальной кандидатурой. Мне начинает казаться, что вы можете нам подойти.

— Спасибо.

— Последний вопрос, — сказал генерал. — Я знаю, что у вас есть стаж работы в ближнем внеземелье. Но почему именно исследовательская станция «Комета-три»? Имейте в виду, облако Оорта — это на пять лет, и отпусков у вас не будет. Предел дальности для ракетной техники. Самый заурядный обмен радиограммами займет несколько месяцев. Если с вами что-то случится, Центр не сможет вовремя прийти на помощь. Отсюда повышенные требования к здоровью. Кроме того, напоминаю, что вам предстоит работать с Упыряевым, это уже говорит само за себя. Он ценный работник и космический старожил, отработал уже два срока и согласен остаться на третий, но характер у него… Слыхали, наверно?

Я вежливо кивнул. Нет, работать с легендарным Упыряевым бок о бок мне пока еще не доводилось, но наслышан о нем я был предостаточно. Известный всему внеземелью мизантроп, склочник и хам.

Ничего, перетерплю. При таких-то условиях контракта!

— Нам нужно понять, что заставляет вас искать этого места. Сумма прописью?

Я замялся.

— Смелее!

— Да.

Генерал и психолог переглянулись.

— Зачем вам деньги?

— Я должен ответить? — спросил я.

— А как вы думаете?

Я вздохнул.

— После окончания моего контракта я буду обеспечен лет на пятнадцать. Это позволит мне соглашаться не на всякую работу, а лишь на такую, которая будет доставлять мне удовольствие. Извините, если вы ждали от меня чего-то другого.

— Нет, что вы, — улыбнулся психолог. — Напротив, вы нравитесь мне все больше и больше.

Ожидание затягивалось, и в комнате становилось душно. Полтора десятка кандидатов, отобранных из трех с лишним сотен соискателей, мучились нервной зевотой.

— Нет, не возьмут меня, — бормотал человек мне в ухо. — Кого-нибудь другого возьмут. Если бы только шпора… Но шпора, конечно, главное. Не заметил вовремя, запустил, теперь ее никаким ультразвуком не проймешь… И ведь с чего эта сволочь началась?…

Мне пришлось выслушать длиннейший рассказ о том, с чего началась эта сволочь, как и чем ее пришлось лечить и почему лечение не оказало на сволочь никакого воздействия. Довольно скоро он мне надоел со своей шпорой на пятке. У кого что болит, тот о том и говорит. Совершенно напрасно многие склонны понимать эту пословицу в переносном смысле.

— Обидно, знаете ли, — трагически шептал человек. — Из-за какого-то паршивого костного отростка! Сил нет, как обидно. У меня ведь квалификация…

— У всех квалификация, — сказал я, давя зевок. — Этим вы здесь никого не удивите.

— Вот то-то и оно, — пригорюнился человек. — А у вас… простите, если лезу не в свое дело… у вас все в норме?

— Абсолютно.

Кажется, он ожидал более развернутого ответа. Или просто не поверил мне. Многие не верят.

— Вы расскажите, — зашептал он, конспиративно оглядываясь, — я по себе знаю: всегда легче, когда выговоришься. Честное слово, я никому ни звука…

Я переменил позу, обеспечив между своим ухом и его губами некоторое расстояние.

— Знаете, я здоров. Рассказывать нечего.

Я не темнил.

Конечно, меня не причислишь к категории суперменов с дубленой кожей и канатами вместо нервов. Я обыкновенный человек. Я всегда им был. Это не так плохо. В сущности, обыкновенный человек — вовсе не среднее арифметическое по всем параметрам, составляющим основу человеческой природы, отнюдь нет. Это примерно такой человек, каким его изображали на гравюрах медицинских трактатов средневековья, такой, каким его, должно быть, видели в мечтах древние скульпторы-греки, ваяющие для удовольствия толпы своих конъюнктурно-мускулистых красавчиков. Пожалуй, это такой человек, каким он по идее должен быть. Человек Здоровый Обыкновенный. И точка. Идеал. Очень редко встречающийся и практически недостижимый.

Так вот, это я и есть.

Зубной врач лез в мой рот сверкающими инструментами:

— Так… немного шире… Очень хорошо. Послушайте, откуда у вас такие зубы?

— Выросли.

— Поразительно! Никаких следов кариеса, абсолютно чистая эмаль. Ни пятнышка. А десны! Вы только посмотрите, какие у него десны!

— Могут эти зубы заболеть в течение ближайших пяти лет? — задал вопрос психолог.

Зубной врач рассмеялся.

— Они у него вообще никогда не заболят. Первый раз в жизни вижу такие зубы. Что-то совершенно уникальное.

— Вы уверены?

Врач наскреб с моих десен какой-то ерунды и поместил под микроскоп.

— Так и есть, — отозвался он минуту спустя. — Взгляните сами, это просто феноменально! Ни амеб, ни лучистых грибов. Вообще ничего нет, никаких простейших паразитов! Как вам это удается? — Он посмотрел мне в глаза. — То, что вы не курите и не забываете чистить зубы, мне понятно. Но неужели вам никогда не приходилось целоваться?

Я довольно сухо ответил, что в моей интимной жизни все обстоит благополучно. Присутствующий здесь же сексопатолог, исследовавший меня весь последний месяц, подтвердил, что это действительно так, и хотя еще старик Фрейд отмечал, что поцелуй не является процессуальным аксессуаром сексуальных эксцессов, однако…

— Простите, как?

Сексопатолог повторил.

— Сексуальным аксессуаром процессуальных писсуаров! — закричал зубной врач. — Я не спрашиваю вас про Фрейда! Я спрашиваю того, кто может мне объяснить: как этому человеку удалось сохранить зубы в таком великолепном состоянии?!

Вопрос остался без ответа. По-видимому, никто из присутствующих не мог этого объяснить. Я, кстати, тоже.

Невропатолог мял мне позвоночник и стучал по коленке. То, что получалось, так ему понравилось, что на следующий день он привел толпу студентов посмотреть, каким должен быть правильный коленный рефлекс. Еще три десятка моих рефлексов были досконально изучены с помощью более сложных, чем молоток, приборов, повторно исследованы после искусственных стрессов и двухнедельной отсидки в изокамере и привели врача в эйфорический восторг.