Наши за границей
Шрифт:
— Да что ты?
— Врно, врно. А видъ у него совсмъ разбойницкій, шляпа съ самыми широкими полями, на плечахъ какая-то накидка… Ну, однимъ словомъ, точь-въ-точь, какъ ходятъ разбойники въ здшнихъ заграничныхъ земляхъ.
Николай Ивановичъ въ раздумьи чесалъ затылокъ.
— А ужъ потомъ ты его не видала, этого разбойника? — спросилъ онъ жену.
— Да гд-же видть-то, ежели мы съ тхъ поръ нигд не останавливались? Поздъ уже съ часъ летитъ, какъ птица.
— Бодрись, Глаша, бодрись… Теперь кто взглянетъ къ намъ въ купэ — сейчасъ будетъ видть, что мы вооружены, что мы приготовившись. Тоже
— Ты ужъ, пожалуйста, только не спи, — упрашивала жена.
— Какой тутъ сонъ! До сна-ли мн теперь?
У двери съ наружной стороны кто-то закопошился, что-то звякнуло, блеснулъ огонекъ. Николай Ивановичъ вздрогнулъ. Глафира Семеновна поблднла и забормотала:
— Господи, спаси и помилуй! Возьми, Николай Иванычъ, револьверъ хоть въ руки. Возьми скорй.
Николай Ивановичъ протянулъ руку къ револьверу. Въ это время спустилось стекло купэ и въ отворенное окно показалась голова кондуктора.
— Bitte Fuhrkarten, mein Herr [1] ,- проговорилъ онъ.
Николай Ивановичъ, держа въ одной рук револьверъ и какъ-бы играя имъ, другой рукой подалъ кондуктору билеты и не сводилъ съ него глазъ. Кондукторъ покосился на револьверъ и пробормоталъ:
— Jetzt k"onnen Sie bis Verniers ruhig schlnfen [2] .
— Видишь, видишь, какая подозрительная рожа! — замтила Глафира Семеновна.
— Дйствительно подозрительная, — согласился Николай Ивановичъ.
1
Позвольте ваши билеты, господинъ.
2
Теперь вы можете до Верье спать спокойно.
XXI
Безпокойство супруговъ о томъ, что они могутъ быть ограблены въ купэ разбойниками, все усиливалось и усиливалось, и, наконецъ, дошло до крайнихъ предловъ, когда, во время минутной остановки на какой-то станціи, дверь купэ отворилась и въ ней показалась гигантская фигура съ дымящейся короткой трубкой во рту, въ широкополой шляп съ тетеревинымъ перомъ, въ венгерк и съ охотничьимъ кинжаломъ за поясомъ. Фигура въ одной рук держала срый непромокаемый плащъ, а въ другой ружье въ чехл. Глафира Семеновна пронзительно взвизгнула и инстинктивно бросилась отъ фигуры къ противоположной двери купэ. Отскочилъ къ другой двери и Николай Ивановичъ, забывъ даже захватить лежавшій на диван револьверъ. Онъ былъ блденъ, какъ полотно, и силился отворить изнутри дверь, чтобы выскочить изъ купэ, но дверь была заперта снаружи.
— Кондукторъ! Херъ кондукторъ! — закричалъ онъ не своимъ голосомъ, но гласъ его былъ гласомъ вопіющаго въ пустын; фигура влзла въ купэ, захлопнула за собою дверь, и поздъ снова помчался.
Глафира Семеновна тряслась, какъ въ лихорадк, на глазахъ ея были слезы. Она жалась къ мужу и шептала:
— Разбойникъ… Тотъ самый разбойникъ, который уже заглядывалъ къ намъ въ купэ на одной изъ станцій. Что намъ длать? Въ случа чего, я буду бить стекла и кричать.
Фигура «разбойника» замтила, что она напугала супруговъ, и, вынувъ изо рта трубку, разсыпалась въ извиненіяхъ, мягко заговоривъ по-нмецки:
— Bitte, entschuldigen Sie, Madame, dass ich Ihnen gest"ort habe. Bei uns is Coupe ist f"urchterlich besetzt [3] .
Супруги ничего не поняли и молчали.
— Вы спали и испугались? — освдомилась фигура по-нмецки и прибавила: — Да, я такъ внезапно вошелъ. Пожалуйста, извините и успокойтесь.
Отвта не послдовало. Супруги не шевелились.
Фигура не садилась и продолжала по-нмецки:
— Пожалуйста, займите ваши мста.
— Глаша, что онъ говоритъ? Онъ денегъ требуетъ? — спросилъ Николай Ивановичъ жену. — Ежели что — я выбью стекло и выскочу…
3
Простите, пожалуйста, мадамъ, что я васъ потревожилъ. Въ нашемъ купэ ужасно тсно.
— Нтъ… не знаю… Онъ что-то кланяется, — отвчала та, заикаясь.
— Вы русскіе или поляки? Вы не говорите по-нмецки? — не унималась фигура, услыша незнакомый говоръ супруговъ и не получая отъ нихъ отвта. — Ахъ, какъ жаль, что вы не говорите по-нмецки!
И фигура стала приглашать ихъ садиться жестами. Въ это время Николай Ивановичъ замтилъ у бедра фигуры дв висящія внизъ головами убитыя дикія утки и, сообразивъ, пріободрился и проговорилъ жен:
— Кажется, это не разбойникъ, а охотникъ. Видишь, у него утки…
Отлегло нсколько отъ сердца и у Глафиры Семеновны и она, пересиливъ страхъ, отвчала:
— А не можетъ разв разбойникъ настрлять себ утокъ?
— Такъ-то оно такъ… Но смотри… У него лицо добродушное, даже глупое.
— Теб кажется добродушнымъ и глупымъ, а мн страшнымъ. Пожалуйста, будь наготов и не спускай съ него глазъ. Гд-же твой револьверъ? — вспомнила она.
— Ахъ, да… — спохватился Николай Ивановичъ. — Вонъ револьверъ лежитъ на диван около того окошка.
— Воинъ! Въ минуту опасности забылъ даже и о револьвер.
— Что я подлаю съ этимъ револьверомъ супротивъ его ружья! — шепталъ Николай Ивановичъ.
— Да вдь у него ружье въ чехл.
— Въ чехл, да заряжено, а ты вдь знаешь, что мой револьверъ безъ патроновъ.
— Все-таки возьми его въ руки… Вдь никто не знаетъ, что онъ не заряженъ. Возьми-же.
— Я, Глаша, боюсь подойти. Смотри, у этого чорта какой ножъ за поясомъ.
— Такъ вдь и у тебя есть ножикъ. Куда ты его задвалъ?
— Я, должно быть, впопыхахъ уронилъ его подъ скамейку.
— Ахъ, Николай Иванычъ! Ну, можно-ли на тебя въ чемъ-нибудь понадяться! Ты хуже всякой женщины.
— Да вдь я, душечка, въ военной служб никогда не служилъ.
— Подними-же ножекъ.
— Гд тутъ искать! Я, душенька, боюсь даже и наклониться. Я наклонюсь, а этотъ чортъ какъ хватитъ меня!.. Нтъ, ужъ лучше такъ. Сама-же ты говорила, чтобъ не спускать съ этого разбойника глазъ. А то нтъ, это положительно не разбойникъ. Смотри, онъ вынулъ изъ сумки грушу и стъ ее.
— Да вдь и разбойники могутъ сть груши. Это не доказательство. Все-таки ты держи ухо востро.