Насилие истиной
Шрифт:
— Когда выздоровеет! А пока…
— А пока будет «Белая акация»! — закончил сантименты директор.
Премьер оказался человечнее. Обняв Женю за плечи, он пояснил:
— Нашей примадонне все донесли! Твой бешеный успех в два счета поднял ее с кровати. Через неделю она уже будет в театре. — Он вздохнул. — Ты славная девушка и способная актриса. Хочу дать тебе совет: поищи вакансию в каком-нибудь другом театре. Могу даже составить протекцию.
— Но я не хочу уходить из нашего театра! Я обожаю оперетту!
Премьер поморщился
— Милая, наша примадонша есть не будет, спать с режиссером не будет, пока тебя не выживет из театра. Пойми это и тихо уйди с достоинством. Ты сейчас на гребне. Тебя возьмут!..
— Нет! — отчеканила Евгения. — Я буду бороться! Я к Грушину пойду!
— Ну если так! — развел руками премьер, впадая в привычную спячку раз и навсегда отрепетированной роли, вспомнив, что на следующем спектакле перед ним вновь будут усталые глаза примадонны вместо чертовских огоньков Евгении. — А впрочем!.. — неожиданно для себя очнулся он. — Попробуй! Пойди к Грушину. Чем черт не шутит!..
Черт и в самом деле пошутил!.. Когда Евгения, открыв тяжелую дверь высокого ведомства, обратилась в бюро пропусков с просьбой об аудиенции у товарища Грушина, ей ответили, что вчера товарищ Грушин был в срочном порядке отправлен на пенсию.
_____
ГЛАВА 2
С выздоровлением примадонны положение Евгении резко изменилось. Вместо продвижения ее стали убирать назад. Отняли даже трехминутную роль Мадлен из «Фиалки Монмартра».
— Подальше ее, в хор! Там ей место! — нервно визжала примадонна.
И поклонники куда-то исчезли. И соседки по гримерной стали нагло занимать ее столик. Евгения растерялась. Но на сцене, пока еще в первой линии хора, она блистала по-прежнему.
Дождливым осенним вечером в гримерной вдруг появилась корзина пурпурных роз.
«Вот он, самый верный поклонник! — грустно улыбнулась Евгения. — И как я в метро поеду с такой корзиной?..»
В дверь постучали, и на пороге возник высокий молодой мужчина с большими темно-карими глазами.
Девушки опешили.
— Игорь Бахарев!.. — легким эхом пронеслось по гримерке.
Евгения с интересом посмотрела на молодого артиста, сына очень известного театрального режиссера.
— Разрешите вас проводить? — обратился он к ней.
— С удовольствием! — ответила она.
«А классно ехать в «Волге» одной на заднем сиденье!..» — улыбаясь, думала Евгения.
— Ой, и не знаю, как вы к дому проедете! Вчера все перекопали! — вдруг вспомнила она.
— В самом деле! — притормозил он перед «кирпичом», криво навешенном на хлипкое ограждение.
Дождь гулко стучал по крыше.
— Послушайте, Женя! — повернувшись к ней, словно на что-то решившись, сказал Игорь. — Ваше положение в театре сейчас незавидное, а дальше будет еще хуже. Я хорошо знаю примадоншу, она не успокоится, пока не выживет вас.
— Ну, это мы еще посмотрим! —
— Да тут и смотреть нечего! — вздохнул Игорь. — Может, вы слышали, что и у моего отца в театре неприятности? — спросил он.
— Так, кое-что!.. Пьесу он какую-то поставил…
— А его за это сняли с поста главного режиссера!
— Да ну?! — чуть не присвистнула от удивления Женя. — Не может быть!..
— И вы знаете, он бороться не будет! Бесполезно!.. Просто нужно выждать время и в удобный момент, который непременно наступит, оказаться в нужном месте!
— А что же он будет делать в ожидании этого момента? — с легким презрением поинтересовалась Евгения.
Игорь понял ее насмешку.
— Не на печи лежать! — ответил он. — Несмотря на нынешнее положение отца, у него еще остались настоящие друзья. Ему предложили, учитывая его опыт, возглавить московский мюзик-холл! Вернее, даже создать! «Отбросить устаревшее, оставить лучшее, найти новое!» — так было сформулировано одним важным чиновником при личной беседе с ним. Они там, — Игорь поднял палец, указывая вверх, — задумали сразить мир советским мюзик-холлом. Дали полгода на все, а потом гастроли! Здорово, правда?!
— Здорово! — согласилась Евгения.
Дождь продолжал бить по крыше. Игорь включил радио. Возникшее молчание Евгения прервала тяжелым вздохом.
— Сколько не сиди, а выходить придется! У вас случайно нет зонтика?
— Зонтика? — удивился Игорь, словно ожидал услышать от нее что-то другое. — Подождите! Какой зонтик?! Я же не сказал вам главного! Вместе с Грушиным на вашем первом спектакле был и мой отец. Вы очень ему понравились. Он тогда мне сказал: «Вот такую бы нам солистку!.. Очаровательный чертенок!»
Евгения рассмеялась.
— Нет! Это очень серьезно! Я вчера спросил его, как он смотрит на то, чтобы пригласить вас в мюзик-холл? Он ответил, что был бы рад, и поручил мне выполнить эту приятную миссию! — Игорь вглядывался в лицо Евгении, слегка освещенное уличным фонарем.
— Меня?.. В мюзик-холл?! — удивленно воскликнула она. — Это, конечно, интересное предложение. Но я люблю оперетту!.. Нет, что вы!.. — Евгения растерялась. Она понимала, что отказываться от предложения известного режиссера Петра Бахарева — безрассудство. Но именно оно и было основной чертой ее характера. — Нет! — твердо заявила она. — Я останусь в театре!
— Послушайте, Женя! — попытался ей объяснить ситуацию Игорь. — Вас дальше хористки не пустят!
— Еще посмотрим!
— О, господи! Ну зачем? Зачем? Объясните мне!
Зачем тратить золотые годы молодости на склоку со старой примадонной? И вообще, ваша оперетта уже вся пропахла нафталином! А мюзик-холл — это синтетический жанр! Он соединяет в себе все, от оперы до балета. Вы будете петь вашу Сильву. Вы будете танцевать канкан и танго. Это такой простор!.. Сколько вам лет? — с жаром воскликнул Игорь.