Насилие истиной
Шрифт:
А почему это вдруг Напольский решил убить своего лучшего друга, может спросить меня читатель. Ответ, — в самом вопросе: потому что лучший… лучше его…
Я их обоих знаю давно… (а уж Напольского-то! Пять лет вместе прожили). Два молодых актера вместе делали первые шаги. Дружили и, нужно заметить, шагали дружно, на равных. Популярность, поклонницы, журналы, пестрящие снимками… и вдруг, вначале почти незаметно, Олег стал выбиваться из молодых, подающих надежды, в большие актеры. Они все еще «подавали», а Олег уже стал! Никита ворчал, списывая талант друга на удачу: «Олегу просто везет, а мне — нет!» Потом заговорил о происках завистников, которых, по его мнению, у него было значительно больше, чем у Олега… А в печати тем временем
Напольский же крутился-вертелся то тут, то там, а больше — на страницах светской хроники. В интервью подчеркивал, что устал… хочет сам написать сценарий, пьесу, а потому отказывается от всех предложений. Потом вдруг мелькнет на экране в небольшой роли и тут же оправдывается: мол, на большую времени нет, а это так, пустячок, знакомый режиссер уговорил.
Таким образом, спустя несколько лет после старта Ветров оказался намного впереди Напольского, и тот понял: не догнать! А типаж у них один. Если Олега утверждают, то как бы косвенно лишают Никиту роли. Вот и в этом, ставшем роковым, фильме сначала хотел режиссер на главную роль пригласить Напольского. Пробы прошли удачно. Никита ликовал. Но съемки все откладывались да откладывались, а потом режиссер сказал: «Понимаешь, Никита, мы тут посоветовались, еще раз пробы посмотрели и решили, что тебе больше подойдет роль друга главного героя!» Режиссер еще не закончил, а Никита все понял: «А герой, конечно же, Ветров!» «Ну и отлично! — хлопнул его по плечу режиссер. — Ты и сам понимаешь, что герой — не твоя роль!»
Ошибся известный режиссер, ох, как ошибся. Герой — это как раз роль Напольского в жизни и на экране. Навалилась на Никиту зависть — не вздохнуть. Видеть Олега — пытка, а тут еще перед всеми друга разыгрывай! Легче бы стать открытым врагом, да сложно, — противопоставить нечего. Ведь враг — это когда чувствуешь силу, когда вызов бросаешь, уверенный в своем превосходстве. Потемнел в лице Никита. Задумался. Что надумал — неизвестно… если бы не наша веселая вдовушка из Швейцарии.
Кинематограф использовал ее одноразово, в театре с «Кушать подано!» начинать не захотела, — за миллионера замуж вышла. Казалось бы, чего еще! Да только кинематограф душу не отпускал. Не успела вдовью вуаль снять, как в Москву поспешила. Пусть в качестве продюсера, лишь бы опять очутиться на съемочной площадке. А тут даже роль предложили: очаровательное молчание на крупном плане. Никита еще больше задумался: «Что ж получается! Светка будет продюсером всех фильмов с участием Олега! Так ведь это же мечта, плавно переходящая в реальность! И опять Олег, почему? Ведь я точно знаю, что нравился Светке больше него!»
Нравился, да только искал всегда Никита не любви, а выгоды. Вот и теперь решил ее не упустить. Расчет был несложен: если предположить, что Олег вдруг исчез, ну, ветром унесло, на кого обратит свой взор Светлана? Для нее, покинувшей Москву десять лет назад, все так и осталось: два героя, два мужчины. Вступать с Олегом в любовно-творческий поединок — глупо. Светлана быстро вникнет в суть вещей. Ветров — талантливый артист. Никита — просто хороший. И, естественно, выберет лучшего! А вот если лишить ее выбора? Всех лишить выбора! Никита дышал в спину Олега. Знал: не будет Ветрова — пока режиссеры и зрители опомнятся, он при мощной поддержке мадам Ферри быстро займет его место. Да и кто сможет в театре взять на себя репертуар Ветрова — только Напольский!
Для себя, полагаю, для отвода своих же глаз, он решил не убивать Олега, а как бы пошутить… на случай поставить…
Заточил небольшую стрелу, пустил в питона… черт его знает, как тот отреагирует, может, и не почувствует ничего, а может…
Друга бросился спасать первым…
Сейчас, когда пишу эту главу, миллионерша все еще в трауре по Олегу… но когда полностью окончу,
— Н-да! — покачал головой майор Петров. — Прелюбопытный случай!
Светлана, сдвинув брови, все смотрела на экран компьютера.
— А как же получилось, что тебе и этому… Напольскому одновременно пришла мысль о дискете, зашитой в плюшевом медведе? — обратился Леонид Петров к Кириллу.
— Я же говорил, как увидел фотографию актрисы в роли миссис Сэвидж, тотчас осенило, и, как оказалось, не только меня, но и Напольского. Он с балкона смотрел на церемонию открытия. Понятное дело, Жаклин боялась открыто хранить дискету, после своего слишком прозрачного намека, брошенного в пылу «выступления» перед публикой. Боялась, что Никита может попытаться обыскать дачу, поэтому, находясь под влиянием роли миссис Сэвидж, зашила дискету в медведя. Но все же до конца не была уверена, что Никита понял тот намек, иначе подстраховалась бы по-другому.
Светлана опустошенным взглядом обвела гостиную. Подошла к буфету, достала бутылку джина.
— Помнишь, — глухо произнесла она, — мы с тобой столкнулись, когда ты выходил из зрительного зала, а я шла в гримерную к Никите? Меня удивила твоя поспешность…
— Да, а что в театре? — воскликнул Кирилл. — Казанова бежал прямо со сцены! — расхохотался он.
— Катастрофа! — разливая джин в стаканы, печально отозвалась мадам Ферри. — В театре — катастрофа!
Светлана вошла в гримерную. Никита сидел перед зеркалом и водил пуховкой по лицу. Придирчиво посмотрел на себя, переклеил мушку, подрумянил щеки.
— Если Казанова был похож на тебя, то я понимаю женщин! — шутливо вздохнула мадам Ферри, стряхивая с его камзола пудру.
Он улыбнулся вежливо. Светлана поняла, что Никите нужно побыть одному, но, уходя, не удержалась и сказала:
— Детектив Мелентьев после неудачи с поимкой убийц Олега и Жаклин, наверное, в пожарники подался. Чуть с ног меня не сбил, вылетел из театра как на пожар… — и, довольная своим остроумием, ушла.
Никита замер подобно восковой кукле — нарумяненной, обсыпанной пудрой, с губами цвета кармина. Раздался звонок, и помощник режиссера по внутреннему радио предупредил: «Твой выход, Никита!»
В первом явлении второго акта Напольский-Казанова пробыл на сцене всего минуты три. Отрешенно глядя в сторону, произнес несколько реплик и, завернувшись в шелковый плащ, скрылся за кулисы. И вдруг пошатнулся… попытался ухватиться за стул, но рука соскользнула… Что началось! Прибежали встревоженные Гарри Бахарев и Светлана. С трудом протиснулись сквозь толчею к уложенному на кушетку Напольскому. «Скорая!» примчалась мгновенно, словно дежурила у театра. Никиту с закатившимися глазами бережно положили на носилки. Врач, пощупав пульс, на вопрос Светланы: «Что с ним?» только пожал плечами. А на сцене продолжался не остановленный Бахаревым спектакль… Вот уже маркизы в сопровождении кавалеров заполняют пышную бальную залу, раздаются звуки гайдновской симфонии с символическим в данном случае названием «Сюрприз». Все ждут появления блистательного Казановы… Но на сцену падает занавес, и появляется Гарри Бахарев. С минуту он молча смотрел на публику, а она на него…
— Дамы и господа! — наконец произнес он. — В связи с внезапным недомоганием актера Никиты Напольского мы вынуждены прервать спектакль.
Зал ответил громовым «Ах!» Послышались вопросы. Бахарев развел руками и продолжил:
— Приносим свои глубочайшие извинения. Деньги можете получить в билетных кассах! — хотел еще что-то сказать, но не нашелся. Да и что скажешь, когда исполнителя главной роли увезли в больницу?
«Скорая» летела, сверкая фарами и воя сиреной. Никита открыл глаза. Рядом с ним сидел молоденький врач. Другой, больше похожий на борца, чем на спасителя в белом халате, находился в кабине водителя.