Наследие да Винчи
Шрифт:
Хашеми остановился и сделал глубокую затяжку из кальяна. Гашиш курился в голове, а на сердце остались злоба и готовность убивать. Рядом с кальяном лежал девятимиллиметровый «браунинг» и запасная обойма. Это Меч Аллаха. Он заговорит и заставит замолчать ватиканского тирана.
Хашеми встал у окна и вперился взглядом в грязную желто-серую стену по другую сторону узкой улочки. В пятнах на стене ему виделись фрески его героических деяний — он видел, как сорвет «аварийный» план этого заносчивого американского блондина.
Американец со своими «помощниками» собирался украсть у Хашеми
«Я убил Папу Римского».
Хашеми уже грела мысль о выполнении задания, он вспоминал, о чем думал несколько секунд назад, и чистосердечно доверял свои мысли бумаге. Когда Папу похоронят, это письмо станет главой в истории. Хашеми писал быстро, потом запечатал письмо в заляпанный конверт и положил его на комод под ключ от номера 31.
— Аллах акбар, — промолвил он. Хашеми Рафикдуст положил «браунинг» в карман пиджака, закрыл комнату, и побежал вниз по скрипучей лестнице на встречу с судьбой.
— Правильно, Хашеми, — сказала Сюзанна в трубку. Вэнс стоял рядом, у телефонной будки на главном вокзале Рима, и каждый раз, когда к ним приближался человек в форме, у Эриксона все леденело внутри. Какого черта ей понадобилось звонить именно отсюда — наверняка это место на виду у всех полицейских. Будут ли сигналы тревоги? Вэнс не знал, как работает итальянская полиция.
— Нет, фамилия не известна, — говорила женщина. Она держала трубку рядом сухом, и голоса на другом конце провода Вэнс не слышал. — Но с таким именем он должен быть… Иранцем, наверное? — Сюзанна выслу шала ответ. — Тони, я уверена, что сегодня днем попытаются убить Папу Римского… в четыре часа… да, да, абсолютно уверена.
Вэнс устало закрыл глаза, желая продлить короткий, но крепкий ночной сон. Огонь на монастырской вилле разгорелся хорошо и быстро распространился по старым деревянным интерьерам. Все силы монастыря были брошены на то, чтобы погасить пламя, — задействовали даже охранников, которые стреляли в Сюзанну и Вэнса на крыше, — те в конце концов поверили в то, что они разбились насмерть.
Но Сюзанна оказалась права. Там, куда они упали, глубина была футов тридцать, и они ровно, как лезвия, вошли в воду ногами вперед. Легко доплыли до лодочного сарая и, поскольку все убежали к вилле, без проблем отвязали одну из моторных лодок и уплыли; но сначала Вэнс пожарным топором искромсал стекловолоконные корпуса двух оставшихся лодок. Они спокойно доплыли до Комо, вышли на пристани для прогулочных судов рядом с виллой Олмо и зайцами доехали на поезде до Рима.
— Тони, ну будь же умницей.
Вэнс заметил внезапную перемену в голосе Сюзанны во время разговора с этим таинственным Тони. Она отказалась рассказывать Вэнсу что-либо об этом человеке, кроме того, что он поможет.
— Тони, прошу тебя, — мурлыкала она. — У меня нет денег! Я как беженка… нет, тебе придется мне поверить. Пожалуйста…
Облегченно вздохнув, Сюзанна повесила трубку на рычаг и повернулась к Вэнсу.
— Я же сказала тебе, что он это сделает! — радостно воскликнула она, и ее сияющая улыбка затмила даже усталость. — Он…
Сюзанна осеклась, заметив выражение лица Вэнса.
— Чудесное кафе, где он попросил тебя выйти за него замуж? Что за Тони, черт возьми?
— Будь проклят этот Вэнс Эриксон! — возопил Эллиотт Кимболл, разъяренно шагая по ворсистому ковру в штаб-квартире Бременской Легации, расположенной на фешенебельной виа Витторио Венето в Риме. Он остановился у углового окна и взглянул на американское посольство немного южнее, затем продолжил вышагивать и разглагольствовать с самим собой.
— И ты будь проклят, брат Грегори! — Кимболл дошел до жертвенника в другом углу комнаты, развернулся на сто восемьдесят градусов и снова пошел к окну. Если бы этот ебаный чокнутый священник ничего не портил. Какого черта он вообще полез к Эриксону в Милане? И почему не мог убить его в монастыре?
Это правда — Эриксон был бы лучшим экземпляром монастырской коллекции людей.
Трясясь от гнева и раздражения, Кимболл оперся на гладкий стол розового дерева. Надо как-то сдерживать эмоции.
Если бы, если бы, если бы. Если бы брат Грегори убил Эриксона; если бы Эриксон не сбежал из монастыря; если бы только Карозерс позволила ему убить Эриксона еще несколько недель назад; если бы… если бы Бременской Легации не приходилось иметь дело с фанатичными подчиненными брата Грегори. Но, разумеется, думал про себя Кимболл, все эти «если бы» не имеют никакого значения, и ему все же приходится работать с этими идиотами.
Больше всего его беспокоил иранец. Он был даже более фанатичен в своей набожности, чем Братья. Люди, которые руководствуются собственной моралью, а не приказами, часто бывают ненадежны. Но, с другой стороны, где найдешь еще такого безумца, который окажется готов стрелять в Папу Римского из пистолета?
Немного успокоившись, Кимболл уселся за стол из розового дерева и откинулся на спинку директорского кресла из хрома и кожи, которое он спроектировал сам. Эллиотт глубоко вдохнул, закрыл глаза и прокрутил в уме предстоящие события. Его запасные снайперы закроют все бреши. Братья и Легация сделают свой ход; и через семьдесят два часа у Легации будут обе половины самого разрушительного научного открытия, сделанного современной цивилизацией.
Кимболл медленно открыл глаза и взял одинокий кусочек бумаги, лежавший на темной, красновато-черной полированной поверхности. Когда Эллиотт перечел написанное, у него снова затряслись руки.