Наследие джиннов
Шрифт:
— Нет, — покачал головой принц. — Слишком рискованно. И без того опасно посылать демджи в лагерь галанов — всё равно что ягнёнка в логово льва. Иллюзии рассеиваются, а оборотня раскусить куда труднее.
— Далила хотя бы может скрыть свою метку, — возразила Шазад.
— Нет, пойдёт Имин. — Решительный тон Ахмеда поставил точку в споре.
Шазад неохотно кивнула.
— Ладно… Там в ущелье, — обернулась она к преобразившейся девушке, — лежит дохлый гуль в галанском мундире. Переоденься. Твой первый доклад ждём к Шихабу. — Она повернулась к выходу,
Глава 18
Следом за Шазад я вышла из шатра, невольно зажмурившись от жгучего солнца и яркого разноцветья.
— Как у неё это получается? — не смогла я сдержать любопытства, оглянувшись на Имин. — Она, случайно, не… не из гулей?
— Нет! — рассмеялась Шазад. — Ещё не хватало, чтобы нас сожрали во сне! Имин просто демджи, как и Далила. — Как будто это что-то объясняло! Воительница откинула полог соседнего шатра. Там было теснее, чем у принца, но царил идеальный порядок: заправленная постель, аккуратная стопка книг, разложенное на полу оружие. — Вот, бери. — Она открыла сундук и вынула белую рубашку и коричневые шаровары. — Смени одежду, а то ты вся в крови.
— Кто такие демджи? — нетерпеливо спросила я, забыв даже сказать спасибо.
— Как, ты разве не знаешь? — удивилась Шазад.
— Я выросла вдали от здешних мест. Там, где принцы и девушки-оборотни попадались только в сказках.
— Это дети, рождённые смертными от джиннов. — Она захлопнула крышку сундука и уселась на него. — У нас таких с дюжину наберётся — так и льнут к Ахмеду.
— И все оборотни? — невольно поёжилась я, стаскивая окровавленную рубашку и вспоминая клыкастую морду гуля.
— Нет, демджи бывают разные, — стала объяснять Шазад. — Джинны — мастера иллюзий и обмана, их сила исходит от жара пустыни и песчаных бурь, и детям они передают часть своих способностей. Далила создаёт образы, которые выглядят реальными, но потрогать их нельзя, один воздух, а Имин на самом деле меняет своё тело. У нас есть пара близнецов, которые тоже оборачиваются, но не людьми, а зверями, и ещё одна девушка может забраться в чужой разум и заставить видеть, что она захочет. В святых книгах это называется дар джиннов — своего рода защита от людей для тех, у кого есть метка.
— Что за метка? — Слушая её, я чувствовала себя совершеннейшей невеждой.
— Ну, например, золотистые глаза Имин или пурпурные волосы Далилы. — Шазад откинула с лица чёрную прядь. — В Измане Далила красила волосы в тёмный цвет хной с басмой или прикрывала иллюзией. Только не все умеют скрывать… — Я понятливо кивнула, вспомнив застреленную девушку в Фахали. — Галаны убивают таких, потому что считают древних врагами своего выдуманного бога.
«Выходит, — подумала я, — волосы той узницы не просто казались красными, как кровь, они такими и были. Метка джинна».
— Не только галаны, — продолжала Шазад. — За ними охотятся и многие мираджийцы. Считается, например, что палец демджи исцеляет болезни… ну и так далее. Можешь расспросить Бахи, он знает. Это всё называют…
— Магией песков, — кивнула я.
Вот оно как, оказывается! Герои и беглецы, джинны и маги — все собрались вокруг мятежного принца Ахмеда, чтобы сражаться за него. А Жинь от меня всё скрывал, потому я и хлопаю теперь глазами как набитая дура!
Роста и сложения мы с Шазад были почти одинакового, разве что она не такая тощая, питалась получше, так что за мальчишку, как я, вряд ли сошла бы. Натянув её одежду, я вновь отправилась через оазис к шатру со звёздным пологом, в котором очнулась. Бахи как раз выходил, когда я остановилась рядом, расправляя мокрые волосы. Шазад показала укромное местечко на озере, где можно было выкупаться, а сама отправилась по своим таинственным делам.
— Она дала тебе свою одежду? — удивился целитель.
— А ты все её вещи помнишь? — усмехнулась я.
Он почесал в затылке со смущённой улыбкой.
— Шазад трудно не запомнить… Не говори ей только — убьёт. Она может убить десятком способов, даже не дотронувшись, а кто тогда вылечит твоего принца?
— И вовсе он не мой! — буркнула я, потом вздохнула: — Как он там?
— Ты вовремя его привела. — Бахи задумчиво пригладил волосы татуированной рукой. — Я всё сделал, теперь остаётся только ждать.
— Можно мне к нему?
— Конечно, почему бы и нет. — Он отступил в сторону, освобождая дорогу.
Внутри шатра на меня сразу навалилась жара. Жинь лежал всё так же, не шевелясь, точно мёртвый. С ним сидел только его брат. Воротник у Ахмеда был распахнут, и в тусклом свете лампы виднелась татуировка на груди, такая же, как у Жиня. Принц обернулся, услышав мои шаги.
— Ваше величество, — я невольно попятилась, неловко произнося непривычные слова, — прошу прощения, мне…
— Ничего, оставайся, — кивнул он.
Ну не отказывать же принцу… Я подошла и села с другой стороны постели, не зная, о чём говорить. Мой спутник оказался не просто чужеземцем с предательской улыбкой, а сыном султана, и рядом с двумя такими высокопоставленными особами делать мне было нечего.
— Его правда зовут Жинь? — спросила я, не выдержав долгого молчания.
— Да, — кивнул Ахмед, — но полностью — Аджинад аль-Оман бин Изман. Это Лин, его мать, называла его Жинем.
За два месяца не назвать мне своего настоящего имени! Я сердито вздохнула.
Принц улыбнулся.
— Думаешь, он тебе не доверяет? Зря… Видишь? — В его руке появился двойник уже знакомого мне компаса. Мне вспомнилась татуировка на спине у Жиня рядом с чайкой — тоже компас. На груди солнце, а между ними бьётся сердце. — Громанская работа. Альбы чтят магию, галаны — науку, а громанцы научились сочетать одно с другим. Наши компасы настроены друг на друга, они у нас уже шесть лет, и, не будь их, жизнь бы нас с братом давно разлучила. Он, конечно, способен и на безрассудство, но не настолько, чтобы доверить свою родную кровь кому попало… Ты, наверное, знаешь, что увезла нас тогда из дворца мать Жиня, — продолжал Ахмед, погрузившись в воспоминания.