Наследие Иверийской династии
Шрифт:
Прежде чем приступить к купанию, я перенюхала содержимое всех пузырьков и бутылочек, пытаясь на вид и запах определить назначение. Но, во избежание неудач, остановилась на добротном куске лавандового мыла, отлично отмывающего и волосы, и кожу.
В чаше было просторно, уютно и тепло. Заигравшись, я начала плавать от одного борта к другому, поднимая волны и подставляя голову стекающему из стены водопаду. Набирала в рот воды и выплёвывала, целясь в цветочные грозди. На какой-то короткий период я вдруг стала маленькой Юной, резвящейся в кристально-чистом Фарелби в окружении золотистых рыб. И не было ни академий, ни убийств, ни трудного
Когда мои пальцы — те самые, загрубевшие от тетивы — сморщились до состояния чернослива, я наконец выбралась из купели и завернулась в свежую, хрустящую от чистоты ткань. Глотнула из запотевшего стакана лимонной воды и окончательно признала, что всё не так уж и плохо. Если не выходить из своих покоев, в Мелироанской академии вполне можно прожить какое-то время.
За дверью уже ждали служанки в полном составе. Арма и Эсли стояли, склонив головы, а Стрилли пристраивала на комод садовую лопату. О назначении этого предмета в спальне могли знать только Лулук с Луликой.
Процесс причёсывания оказался не таким приятным. Я восседала на мягком пуфе перед зеркальным столиком, полностью отдавшись во власть Эсли, и сама себе напоминала Сирену, когда над ней колдовала Фиди с пыточными щипцами для завивки. В руках моей мучительницы щипцов не было, но с пытками она прекрасно справлялась и без них: Эсли драла мои густые, отросшие до талии волосы гребнем, хмурилась и ругалась себе под нос, то и дело поглядывая на наше общее отражение. Результат ей явно не нравился, и страдания возобновлялись.
Расстроившись и намучившись, служанка подобрала пряди блестящими заколками с двух сторон и признала поражение. К её неудовольствию я ещё и запретила снимать миинх, так что Эсли надула губы и приступила к следующему этапу преображения — одеванию покорной куколки Юны Горст.
Первым в дело пошло бельё. Тонкие выбеленные трусики из мягкого батиста с тиснением и нежной вышивкой, казалось, были сшиты для того, чтобы ласкать кожу. Они плотно прилегали к телу и практически не ощущались. Но на этом хорошие новости заканчивались. Следующим предметом одежды оказался самый настоящий корсет, затягивающий талию, а сверху — полотняный чехол. «Корсаж», как представили его служанки. Дальше Эсли и Арма, помогая друг другу, натянули на мои ноги шёлковые белые чулки, закрепили их на поясе с помощью подтяжек и отошли на три шага, оценивая работу. В зеркало посмотреться не дали, но я не сомневалась, что похожа на пирожное с прослойками воздушного крема. Происходящее нравилось мне всё меньше и меньше, но я здраво рассудила, что в логове коварства и лицемерия самая лучшая тактика — не выделяться. Кто знает, что ждало меня за дверью покоев, и лучше бы подготовку к выходу доверить профессионалам.
Покончив с комплектом нижнего белья, девушки натянули на меня шуршащий футляр — лёгкое, почти невесомое платье с тёмным облегающим лифом. Он расширялся в многослойную свободную юбку: интенсивный фиолетовый цвет по мере спуска смягчался лиловым и становился почти белым внизу. Вдоль всего нижнего края пестрела вышивка — конечно же, цветочная. Тёмные фиалки, гроздья сирени и лиственные завитки искусно обрамляли подол.
Тут же захотелось снять с себя непривычное облачение. Не потому, что оно мне не шло — размер и цвет подходили отлично, оттеняли кожу и волосы. И даже не потому, что я ненавидела платья. Просто этот наряд требовал к себе гораздо более почтительного отношения, чем я привыкла проявлять к одежде. Разглядывая трудоёмкое шитьё, я невольно размышляла, сколько часов и дней рукодельницы потратили, чтобы создать всего лишь то, что должно прикрывать наготу и защищать от порывов ветра. И ещё — о том, кто заплатил за это великолепие.
— Ещё пара штрихов, ваше сиятельство, — успокоила Эсли, заметив на моём лице задумчивую обеспокоенность.
Арма достала из комода подарочную коробку, бережно открыла её и представила содержимое. Я ожидала увидеть блестящее колье из алмазов, рубинов или изумрудов, которое непременно потребовала бы отправить обратно, но на атласе футляра лежала широкая тканевая полоса с резной брошкой посередине.
— Бархотка, — пояснила Эсли. — Чтобы прикрывать знак соединения от посторонних глаз.
— Похоже на ошейник, — тяжело выдохнула я, снова сдаваясь во власть служанок.
Они подняли волосы и с помощью маленького замочка закрепили бархотку на моей шее. Увы, не признать её необходимости и функциональности я не могла. Как символично — ментор всё-таки посадил меня на цепь.
— Позвольте, лу-ли, — Стрилли взяла мою ладонь и бережно, стараясь не поцарапать коготками кожу, натянула белые кружевные перчатки. — Это последний предмет гардероба на сегодня. С собой леди ещё берут зонт и крохотный ридикюль. Если желаете, лу-ли, Стрилли достанет превосходный зонтик, он висит прямо за окном, улавливая воздушные божественные потоки…
— Обойдусь, — однозначно решила я, рассматривая короткие перчатки с волнистыми рюшами. И ухмыльнулась: — Отлично, теперь я кукольный стязатель. Чёрную маску мне выдадут? Или у местных приняты белые?
Я хохотнула, поддерживая свою шутку, но служанки не улыбнулись.
— Только не говорите, что белые маски и правда существуют, — напряглась я. — Ошейник на меня вы уже надели, не хватало ещё и намордника!
— Сорти де баль, — извиняющимся тоном поведала Эсли.
— Троллье дерьмо! — не выдержала я. — Вы ведь шутите? Это что, белая маска?!
— Нет, всего лишь прозрачная пелерина для прогулок и коллективных выходов, — поспешила успокоить служанка. — С вышитой сзади Иверийской короной. Она прикрывает плечи и декольте благородной девы во время визитов и городских посещений. Но сейчас вы идёте на завтрак в гостиную академии, так что сорти де баль можно оставить здесь.
Я облегченно выдохнула. Терпение и так уже было на пределе, и, если бы мне пришлось мириться с ещё одним зефирным слоем, я попросту превратилась бы в разъяренного икша. И ни сложная вышивка, ни дорогие ткани не остановили бы меня от вредительства.
— Госпожа, — довольно улыбнулась Эсли, подводя меня к зеркальному шкафу. — Представляю вам мелироанскую благородную деву Юну Горст.
Я раздражённо фыркнула и хотела показательно отвернуться, но отражение в зеркале приковало взгляд.
С той стороны глянцевой поверхности на меня смотрела та, кем я никогда не была: молодая привлекательная леди с высокой грудью, тонкой талией и аккуратными послушными локонами, прикрывающими плечи. Словно морок, наваждение, возникшее в зеркале: двинешься — и оно развеется, превратится в туман. Даже чёрный паук, мой отличительный знак, мой символ, всегда ярко выделявшийся на светлой шее, сейчас спрятался под декоративной полоской ткани. Я осторожно потрогала лицо. Шершавая ткань перчатки прошлась по тонкому порезу на щеке и узкому шраму, пересекающему бровь. Неужели это я?