Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях
Шрифт:
Отвечая на второй вопрос, Е. Блажеев утверждает, что трактовка Булгаковым Страстей Господних вполне вписывается в рамки богоборческой традиции, насчитывавшей к моменту написания романа не менее двух столетий, в течение которых теологи и библеисты принялись очищать канонический текст Библии от искажений, ошибок. переделок и ложных истолкований, стремясь восстановить первоначальный образ Христа. Но этот путь бесперспективен, убежден Е. Блажеев, поскольку «научный метод познания Христа совершенно бесплоден» (1, с. 116). Далее Е. Блажеев отождествляет Иешуа Га-Ноцри с самим Булгаковым и с героем романа — Мастером.
Переходя к образу Воланда, Е. Блажеев утверждает, что все черты Воланда уже обитали в глубинах современной западноевропейской культуры, отчего явление «отца лжи» для московского люда становится «моментом истины» (1, с. 117). Личный экзистенциальный
С момента появления Воланда на Патриарших прудах в романе «Мастер и Маргарита» разыгрывается тема безумия, как на фоне шумных и скандальных эксцессов, спровоцированных Воландом, так и в тихой каморке Мастера. Ужас Мастера, считает Е. Блажеев, с зеркальной точностью отражает ужас самого Булгакова. «Булгаковский Мастер и есть классический еретик, герой и автор современного апокрифа» (1, с. 121). Что же касается знаменитой фразы «Рукописи не горят», то это крылатое изречение, вложенное в уста Воланда, следует рассматривать в сугубо метафизическом плане. Ничто не забывается, ничто не проходит бесследно, ничто не остается без воздаяния, но все «заносится в неподвластную временную книгу Бытия», заключает Е. Блажеев (1, с. 122).
Борис Брикер из Ратгерского университета (США) полагает, что сюжетные функции Воланда и его свиты в булгаковском романе «Мастер и Маргарита» можно свести к двум основным положениям: 1) черти «выступают как помощники Мастера и Маргариты»; 2) черти «наказывают московских граждан» (2, с. 1). Мотив наказания, по мнению Б.Брикера, является основным сюжетным стержнем, вокруг которого формируются эпизоды романа. Каждый эпизод наказания можно представить в виде простого предложения, где есть субъект — черти или те, кто временно выполняют их функции; объект в каждом эпизоде — советские люди-жертвы, а предикат выражен разными вариантами понятия «наказывать». Различным наказаниям подвергаются не только «московские грешники», но также Иешуа, Пилат, Иуда, кот Бегемот, Коровьев, Мастер и Маргарита. Сюжет наказания проходит через ряд временных и пространственных планов и попадает в разные контексты, считает Б. Брикер. Он усматривает четыре контекста, в которых в романе «Мастер и Маргарита» присутствует мотив наказания.
1) Контекст, в котором наказания осуществляются волшебными средствами.
2) Контекст, в котором реалистическая мотивировка наказаний очевидна, но при их описании используется словарь (сюжетный и стилистический), обычный при описании фантастических действий.
3) Контекст, который одновременно может допускать как фантастическую, так и реалистическую мотивировку.
4) Метонимический контекст, при котором фамилии умерших писателей. композиторов, философов попадают в такое языковое высказывание, при котором они являются жертвами наказания, «причем наказания, осуществленного средствами современной Булгакову Москвы» (2, с. 3). Сценическое оформление наказаний, их постоянные декорации — дом-квартира, документы, одежда. Все наказания, которым Воланд подвергает москвичей в романе, принимают форму «фокусов с разоблачениями» и включают элементы театрального массового зрелища. «Разоблачение» является синонимом другого слова, часто встречающегося в романе, — «разъяснение». На языке того времени и в контексте романа оба эти слова обозначают «арестовать, допросить, судить, казнить» (2, с. 5).
Описание дома принимает у Булгакова, пишет Б. Брикер, «хронотопическую характеристику фантастического замкнутого пространства (enclosure) — традиционного топоса фантастической литературы, особенно в его готическом варианте» (2, с. 6). Два самых важных здания в романе — помещение МАССОЛИТА и дом на Садовой — используются в духе волшебной фантастики (например, расширение берлиозовской квартиры). Образ квартиры как фантастического «замкнутого пространства» сочетается у Булгакова с образом коммунальной квартиры — новым топосом советской литературы 20-х и 30-х годов. В контексте романа посягательство на квартиру человека и лишение жилой площади «осуществляется в одном ряду с такими видами наказания москвичей, как донос, арест, перевод в другое измерение», т. е. смерть, пишет Б. Брикер. Опознавательным знаком наказания путем лишения жилплощади становится печать на дверях.
«Все
Различные похищения одежды с тела человека — также распространенный способ наказания в «Мастере и Маргарите». «Одежда, так же, как и документ, привязывает москвичей к их эпохе и является удостоверением личности: лишение одежды лишает москвичей их социального статуса», замечает Б. Брикер (2, с. 12). Мотив похищения одежды как способ наказания приобретает особое значение в романе благодаря свойству одежды принимать черты или образ человека. Сюжетная трансформация — оживление одежды — это распространенный мотив фантастической литературы и фольклора. У Булгакова оживление костюма является видом вселения беса в человека.
Пропажа вещей, как способ наказания, напоминает исчезновение, пропажу человека. Булгаков ставит их в один ряд в таком примере, — пишет Б. Брикер: «Выяснилось, что похищено не только второе, но и первый, т. е. сам бородач». Речь идет, как помнят читатели романа «Мастер и Маргарита», о бородаче, который на берегу реки украл одежду Ивана Бездомного.
Мотив исчезновения вещи и казнь через отсечение головы обладают также в романе синонимическими признаками. Б. Брикер считает, что сцена наказания Варенухи, с которого слетела кепка и бесследно исчезла в отверстии сиденья, «включает в себя как мизансценическое подобие декапитации Бенгальского, так и момент бесследного исчезновения головы Берлиоза, только роль головы в этом случае играет головной убор» (2, с. 15).
Б. Брикер приходит к выводу, что все три категории — квартира, документы, одежда — могут выступать в сюжете наказания как подмена человека. Лишение квартиры равнозначно переводу человека в другое измерение, а лишение удостоверения личности означает исчезновение самой личности.
В романе «Мастер и Маргарита», по мысли Б. Брикера, форма наказаний, которым Воланд подвергает других персонажей, уже намечается стилистическими возможностями, содержащимися в языке, оживлением подходящего рода языковых фигур. Фантастический процесс превращения языкового оборота Воландом и другими чертями в сюжет наказания Б. Брикер называет «кровавыми каламбурами». «Кровавые каламбуры — это сюжетные схемы наказаний в романе, и в них отражен главный композиционный принцип романа — соединение в сюжете различных временных и пространственных уровней» (2, с. 18). Так, когда Прохор Петрович в сердцах вскричал: «Вывести его вон, черти б меня взяли», Коровьев исполняет этот возглас буквально: «Черти чтоб тебя взяли? А что же, это можно».
Эпизод наказания Степы Лиходеева также построен по принципу «кровавого каламбура». Азаззело говорит: «Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы». В контексте времени 30-х годов ХХ в. эта фраза синонимична выражению «отправить в удаленные места» (2, с. 20). «Кровавым каламбуром» Б. Брикер считает и эпизод с «оторванием» головы у конферансье в театре Варьете.
Схема этого «кровавого каламбура» возвращает нас к архетипической древней казни — «к отрублению» голов в сказках. В тексте романа «Мастер и Маргарита» пророчество Воланда Берлиозу («Вам отрежут голову») организует вокруг себя «сюжетное поле, в которое попадают мифы о казни, нашедшие отражение в многоплановом сюжете романа» (2, с. 26). «Кровавые каламбуры» включаются в общую для всего романа тему смерти и бессмертия и являются важным аргументом в споре между Воландом и московскими писателями о том, кто может управлять смертью, жизнью и временем. Б. Брикер приходит к выводу, что «самая главная функция Воланда в романе — показать, кто управляет словом, и тем самым заставить слово, которое древнее государственного устройства и политического управления, повиноваться, т. е. реализоваться в действие» (2, с. 29–30).