Наследие обмана
Шрифт:
– Прости, Мэтт, – крикнула я. – Не услышала твой ответ.
Он повернулся в холле со вспышкой раздражения в глазах. – Нет! Нет, спасибо.
Я дёрнула плечами, желая, чтобы меня перестало так к нему тянуть.
После обещания бабушке, что не потеряюсь, я направилась на улицу, обошла вокруг дома, благоговея над просторными лужайками и величественными деревьями. Я нашла L-образный сад с герберами, который тянулся от главного входа к заднему. Запах цветков оставался на моих пальцах после того, как я касалась их. Когда вышла оттуда, заметила другой сад, огороженный
Добравшись до ворот, поняла, что это было кладбище, скорее всего даже семейное место захоронения. Некоторые из его надгробий выглядели чрезвычайно старо, полукруглые и накренялись вперед, как будто устали. Их имена и даты не возможно было прочесть. Были новые мемориальные доски, сделанные из блестящего камня, и я подошла, чтобы взглянуть на них.
«Томас Барнс», прочла я. Отец моей матери. Я слегка коснулась его надгробья, а потом повернулась к другому камню. Этот был красивее, с гравированными розами.
Аврил Скарборо.
Это имя эхом отозвалось в моей голове, будто в другом конце помещения его произнесли вслед за мной. Взглянув на даты, отстранилась, потом снова подсчитала. Шестнадцать, того же возраста, что и я. Знала ли она, что умрет такой молодой?
Могила будила во мне жуткое чувство. Я не хотела прикасаться к её камню, и повернулась. Вдруг, мне хотелось бежать отсюда. Так я и сделала, быстро взглянув назад на дом. Закат солнца отражался от оконного стекла, но я увидела это, чьё-то движение, отступающее от окна, как будто, стараясь казаться незаметным. Через некоторое время поняла, что человек наблюдал из моей спальни. Я направилась к дому, но из-за отраженного света невозможно было увидеть его.
Внутри меня зародилось смутное беспокойство. Помимо самого приглашения, бабуля и Мэтт вели себя так, будто у них не было никакого желания узнать меня поближе. Но, очевидно, что кто-то был достаточно заинтересован, чтобы тайно наблюдать за мной…
Глава 3
Я вернулась домой спустя минут сорок, чувствуя себя в тысячу раз лучше, наполненная чистым голубым и золотым сиянием реки из-за заката. Я зашла с заднего входа через сад с герберами на крытое крыльцо и сразу попала в небольшой холл, который вёл к лестнице, разделяющей заднюю часть дома и главный холл. Я открыла изысканные двери, которые вели в гостиную и библиотеку. Там на кухне я и увидела бабушку у камина, смотрящую неотрывно на огонь.
–Ты всё-таки нашла дорогу домой, – сказала она.
– Да, я видела реку. Это было прекрасно.
– Тогда, тебе не нужно ориентироваться на дом, – проницательно заключила бабушка. – В это время года дом почти не видно с реки.
– Да, мне кажется, я потеряла из виду дымоход. Но, в любом случае, я отлично ориентируюсь в пространстве.
Она промолчала.
– Может мне помочь накрыть на стол? – предложила я.
– Он уже накрыт.
Мдааа… Получается, ужинать
– Ты можешь взять тёплое мясо и хлеб, пока Мэтт… О, как раз вовремя!!!, – сказала бабушка ему, как только он вошёл.
– У меня ещё есть целых три минуты в запасе, – немедля ответил кузен, присоединяясь к ней, и начал набирать в тарелку овощи. А прошёл он мимо меня так, будто я была обычной табуреткой у стола.
Я положила себе пару кусочков мяса, затем свежеиспечённого хлеба, в то время как бабушка и Мэтт предпочли гороховый суп. Бабушка села во главе стола, кузен по правую её руку, поэтому мне пришлось сесть напротив кузена. К счастью, я сидела спиной к этому ужасному трупу оленя.
– Мы всегда молимся перед приёмом пищи, – сказала бабушка, как только я присела.
Она положила свои сложенные руки на край стола, и я последовала её примеру. Мэтт пялился на свою тарелку.
– Дорогой Бог, – начала бабушка, – прости наши сегодняшние проступки, хотя мы не врали нашими губами и сердцами, дай нам свою правду и подари нам прощение вместо заслуженного наказания. Аминь.
Это была самая мрачная молитва перед едой, которую я когда-либо слышала.
– Может нам стоит его ещё и поблагодарить, – предложила я, – раз мы молимся перед тем, как поесть.
Мэтт вытаращился на меня после этих слов.
– Можешь молиться, как хочешь сама, – ответила бабушка и передала мне ветчину. – Меня радует, что родители не вырастили тебя безбожницей, несмотря на то, что почти все их идеи лишены смысла.
– Это точно! – произнесла я как можно радостнее.
Она не сможет так просто нас унижать. Взяла себе ещё мяса, зелёного горошка и очень твёрдый сухарь, а вот суп прошёл мимо меня. А то, что было ветчиной, оказалось настолько солёным, что я еле смогла это проглотить. По вкусу походило на ненатуральный бекон, который по кусочкам склеили, а потом тонко нарезали.
– Как называется это мясо? – спросила я.
– Ветчина «Smithfield», – сказала бабушка. – Это традиция.
Я сделала большой глоток воды, взяла ещё один кусок и постаралась перекрыть этот вкус сухариком.
– Это очень старый хлеб, – сказала бабушка.
– Ещё одна традиция.
Еда, которую подают в самолётах обычно, сейчас казалась мне роскошной. Я попробовала горох и сразу начала его усилено поедать.
– Попробуй своё тушёное мясо, – приказала бабушка.
Я подвинула горшочек поближе и достала оттуда кусочки чего-то серо-белого.
– Они не сырые, – сказал Мэтт, – ведь они готовились вместе с мясом.
– Что не сырое? – спросила я, опуская ложку.
– Устрицы.
Я сглотнула. Это было самое слизкое из всех морепродуктов, что я пробовала, ещё и плавающее в сметанном соусе.
– Можно мне ещё горошка?
– Ты же не вегетарианка? – спросила бабушка. – Если да, то я отказываюсь тебя кормить.
– Я пробую всего понемногу, бабушка, – спокойно ответила я. – Но я очень люблю горошек.
Раньше мне и выпечка нравилась, а сейчас приходится грызть сухарь с отвратительной ветчиной.