Наследие
Шрифт:
Энни посмотрела на горящие глаза Юнклиды. Они просто горели необыкновенным светом.
– Ну, а затем?
– Я стала замечать первые признаки старости, морщины на его высоком лбу, и он слишком быстро превратился из красивого юноши лет двадцати в дряблого старика.
– И ты оставила его?
– Нет, что ты. Пришло время, и он ушёл из жизни. А я так и осталась стоять на этом берегу в ожидании, что он вернётся ко мне. Если не тело, то его дух.
– А это возможно?
– Иногда, да.
Энни наконец поняла безысходность, в которой та находилась.
– Ты что, полюбила простого смертного?
– Да. Другого мне и не надо
Юнклида кинула взгляд на Лозаруса, потом на Энни.
– Когда ты любишь смертного мужчину, нужно быть готовым отдать его морю. Потому как он всё равно от тебя уйдёт. Лучше, когда ведьмы выбирают кого-то из своих, но не всегда сердце подчиняется голосу разума.
– И это не изменить?
– Невозможно продлить лета. Ах, эта долгая бессмертная и скучная жизнь.
Юнклида подошла к Энни и дунула на огонь.
– К сожалению, огонь гораздо легче потушить, чем заставить сердце забыть.
Ведьмы сели в круг, взялись за руки и пропели свою ведьминскую песню. Они сидели почти до самого рассвета; кто-то размышлял о своей несчастной любви, а некоторые заснули у костра в мечтах о новом и светлом чувстве. Ведь что бы ни говорила Юнклида о недостатках бессмертности, каждой хотелось хоть раз познать это чувство, а что будет потом – не важно.
– Небольшая прогулка, моя госпожа, – предложил Лозарус.
Он отвязал челнок и подал девушке руку, при этом не мог оторваться от её взгляда.
За это время он сильно полюбил эту изменчивую ведьму. Только когда появлялась возможность объясниться, что-то обязательно ему мешало. А по её встревоженному лицу было ясно, что она переживает из-за предстоящей встречи.
– Ты чем-то встревожена, моя госпожа?
– Я же просила не называть меня так, когда мы одни.
Она опустила руки в воду и нежно ему улыбнулась. Эта улыбка была особенной. Она была мимолётной, но такой светлой первый раз за всё время вместе. Голубые глаза заблестели, казалось даже, что они стали больше, выразительней. На шее у Энни висела всё та же цепочка с небольшим кулоном в виде сердца, которую она никогда не снимала, даже когда купалась обнаженной при свете луны. Она всегда при ней, как талисман.
«Интересно, чем же ей так важен этот кусок камня?» – размышлял Лозарус.
Когда Энни улыбалась, на ее щеках появлялись очаровательные ямочки, только делала она это крайне редко. Должно было произойти что-то особенное, что заставило бы её снять грусть с лица, но этого не происходило уже несколько лет.
Лозарус не мог понять, зачем ей сегодня такое короткое светлое платье? Она такие носила лишь изредка, когда выезжала ночью за пределы поселения. Вероятно, она опять собралась на встречу со своими друзьями-эльфами. Хотя, казалось бы, это одеяние больше подходит к свиданию, значит, кого-то уже себе приметила. И скорее всего, кого-то более красивого и значимого чем он.
– Так куда мы всё-таки направляемся?
– Как я уже говорила, на тот берег.
– Нет, это-то я понял, не дурак. Но потом, в каком направлении?
– Сначала встречусь с отцом, потом по ситуации. Больших планов у меня нет, так что думаю вернуться дня через два. Ты переправишь меня на ту сторону, потом можешь быть свободен.
«Понятно теперь, зачем так нарядилась», – приревновал Лозарус, хотя и не показал вида.
Энни была недовольна, потому как ведьма всегда может прочитать мысли, и не только мысли, а и то, что этот парень до сих пор не осмелился сказать. Она не станет его торопить. Благородную причину,
«Ну и не надо, подумаешь, он всего лишь воин, хотя странное поведение: в бою – солдат, в любви – просто болван», – Энни продолжала накручивать себя неприятными и порой даже неприличными мыслями по отношению к нему, но остановить этот поток сильных эмоций никак не получалось. Она ловила себя на том, что все уже давно приметили её необычную краску на лице при его появлении, неконтролируемую грубость и даже порой высокомерие, выражаемое в каждом действии и слове. Только в этот раз всё было словно во сне. Ветер трепал её волосы, её лицо уже успело загореть от палящего солнца, нежные белые руки, хоть и были спрятаны под длинными рукавами платья, всё равно не уберегли белизну её кожи, о которой она так пеклась. Ведьмы часто удивлялись, сколько часов проводила она возле воды, расчёсывала свои рыжие кудри, поворачивалась вправо и влево, любуясь своим отражением. И хоть немногие из них были уже в летах, помнили из своего собственного опыта, что только любовь может управлять страстным желанием быть лучше, чем ты есть.
– Да, она красотка, – говорили не только её слуги, но и подруги. Но ведь ей важно не их мнение, а его любовь, о которой она мечтала, лелеяла надежду, что лёд тронется и ей не придётся ждать еще сотню лет. Энни ведь бессмертна, а Лозарус, к сожалению, смертен.
Прошло несколько часов. Солнце спряталось, и наступали сумерки. Вода разбушевалась, ветер усилился, на небе появились тучи. Энни накинула на плечи белую мантию, дотронулась, словно невзначай, до своей цепочки, и тут её начало колотить. Это неприятное ощущение длилось несколько мгновений, будто кто-то схватил за горло и не отпускал. Ей подумалось в эти минуты разное: о любви надо забыть, переключиться на что-то другое или на кого-то другого. Заключение стало однозначным: Лозарус не переступит через свою неуверенность, а она через свою гордость. Но её дар говорил о другом, не о любви, а о надвигающейся опасности.
На противоположной стороне острова стоял кто-то. Энни не сразу узнала своего брата. Вот это перемена. Паторс отрастил бороду, завязал волосы в хвост, что его совсем не портило, а наоборот придавало солидности. На нём был папин плащ, в руках его же белый посох. Он оглядывался по сторонам, высматривая сестру и не замечая остальных девушек. Такое поведение ему было совсем несвойственно.
– Ты не меня ждёшь? – Энни улыбнулась.
Паторс обнял её, что тоже странно. Или он сошёл с ума, или действительно изменился. Она почти поверила ему, потому как очень хотелось, чтобы это оказалось правдой. Они же всё-таки не чужие люди.
– Я рад, что ты здесь, – он кинул взгляд на Валок, будто ожидал помощи со стороны.
– Что-то не так? Я думала, меня встретит отец с кучей слуг. Тебе было не обязательно приезжать самому. Не подумай, что я не рада, просто удивлена.
– Давай я, – предложила Валок.
– Нет, я сам.
Паторс некоторое время просто молчал, изредка посматривая на сестру, и набирался смелости. Потом он присел на песчаный берег, словно не в себе, и промолвил:
– Отца больше нет.
– Как нет?