Наследие
Шрифт:
Люди направили механических коней, и те взяли левей.
Склон сопки был долгим и пологим. Вороные шли и шли по нему, взбираясь выше, обходя деревья, перемалывая снег ногами.
Солнце, ещё невидимое, заискрило на снежных макушках сосен. И на самой высокой из них сидел тот, кто не блестел на солнце, будучи белее снега.
Наконец кони подошли к сосне. Потеряв своего проводника из виду, всадники задрали головы.
Прошла минута. Другая.
Наверху захлопали мощные крылья, ворон спланировал вниз, замелькал между стволами и сел на сухую расколовшуюся ель. Кони двинулись к нему. Ворон сидел, сжимая пенсне в клюве. Кони подошли к обломку ели совсем близко. Хррато и Плабюх остановили их.
Белый ворон, за которым всадники следовали вторые сутки, сидел неподвижно, словно окаменев. Затаив дыхание, пятеро уставились на чудесную птицу. Ворон был совсем рядом, как тогда в круге, – большой, ярко-белый. Это длилось и длилось. И всадники смотрели не отрываясь.
Ворон сидел.
Розовый глаз его моргнул. И ворон резко вывернул голову в сторону. Взгляды пятерых повернулись вслед за этой белой точёной головой, покорно направлению взгляда ворона. Его глаз впился в лесную чащобу. Там, в глубине, в переплетении веток трёх упавших деревьев и заснеженных кустов, виднелась маленькая избушка, похожая на охотничий домик. Два больших сугроба сдавливали избушку с боков, на крыше лежал толстый пласт снега. Квадратная дверь была распахнута. Этот квадрат был тёмным, даже чёрным и резко контрастировал со снегом, который уже местами начинал поблёскивать на восходящем солнце.
Посидев немного, ворон снялся с места, взмахнул крыльями и спланировал к избушке. Пролетев между стволов и ветвей, он исчез в чёрном квадрате двери.
Хррато и Плабюх тронули пятками пластиковые бока своих вороных. Кони дошли до чащобы и стали. Белые близнецы спешились и пошли по снегу к избушке. Оле неловко сполз с крупа лошади в снег. И сразу же инвалид так же свалился в снег, заворочался, хрустя настом. Аля сидела на своём месте, заворожённая, но зашевелилась и соскользнула с лошади, упала и тут же поднялась.
Хррато и Плабюх, как лунатики, гили к избушке через чащобу по глубокому снегу, проваливаясь и выбираясь, хрустя валежником. Аля бросилась за ними, но упала – затёкшие за время этой долгой езды ноги не слушались. Она поползла по насту. Оле поспешил за ней, но тоже упал, застонал, вскрикнув:
– Ад ноупле!
Инвалид пополз по насту. Аля вцепилась в брата, толкнула его вперёд:
– Ну! Ну!
Тот неловко пополз, обдираясь
– И мы, и мы!! – закричала Аля пронзительно, подталкивая ползущего брата.
Торчащие из-под снега ветки цеплялись, хрустели, ломаясь.
– Господи, помоги! – взвыл инвалид и замолотил руками по снегу, как по воде.
Он перетащил своё тело через ствол упавшей сосны, пополз, хрустя валежником.
Плабюх и Хррато шагнули вперёд и исчезли в чёрном квадрате.
– Нет, нет!! – завопила Аля, кидаясь к избушке.
Продравшись через валежник, она встала перед чёрной дверью. И оглянулась:
– Оле!
Она забормотала в сильнейшем волнении:
– Нам – туда! Туда! Туда! Там – наше! Наше! Хороший наше!
Брат полз изо всех сил, бормоча своё “ад ноупле”. Ватник его застрял в ветках бурелома. Стоная и причитая, он расстегнул его; извиваясь, выполз из ватника, протиснулся под стволом и, загребая снег руками, подполз к ногам сестры, уцепился за них.
– Оле, Оле! – повторяла она, глядя в чёрный квадрат и помогая брату.
Руки её ходили ходуном, губы тряслись. Схватившись за сестру, Оле стал привставать. Они зашатались, но не упали и обнялись. Уставившись в чёрный квадрат двери, они замерли, всхлипывая и тяжело дыша. И шагнули вперёд. И исчезли в чёрном пространстве.
Ползущий по следу Оле инвалид одолел валежник, но под сосновым стволом застрял в сучках и завопил бессильно, на весь безмолвный утренний лес:
– Господи, помилу-у-уй!! Господи, поми-и-и-илуй!!!
Он почувствовал, что остаётся здесь один. Вороные механические лошади стояли неподвижно, как каменные. Чёрные головы лоснились на солнце.
– Да что ж такое… Господи! Господи, твоя воля! – ворочался под стволом инвалид, отплёвываясь от снега.
– Ну нельзя же так… мать вашу… нельзя-я-я!! – Он дёрнулся, затрясся грузным телом изо всех сил.
Ватник его затрещал, шов левого рукава стал расходиться. Старик поднатужился и проволок своё тело под стволом, оставив рукав ватника на сучках. – Господи, Господи, Господи… – бормотал он с одышкой.