Наследие
Шрифт:
— Живи, — ответил призрак, и зеркальная поверхность очистилась, вновь отразив охотничий домик и женщину, больше не сдерживавшую рыдания…
Сила вновь взметнулась, свернувшись в спираль, отразив боль Фиалки, закричавшей в ночное небо. А затем исчез, вернувшись к своей хозяйке. Женщина оборвала воспоминания, поджав губы в жесткую линию. Она ожесточенно мотнула головой, избавляясь от пережитого. Хватит! Эрхольд Дархэйм больше не заставит ее страдать. Хватит.
Фиалка огляделась, только сейчас понимая, что стоит посреди луга, усыпанного поломанными сучьями деревьев. Увидела уничтоженные деревья и растерянно прошептала лесу, ставшего ей домом:
— Прости…
Затем вытянулась на
Зачем она вмешалась? Могла выбраться из-под его тела, развернуться и уйти, чтобы не выдать себя, потому что уже поняла, как была близка к разоблачению. Но не ушла. Даже не смотрела в лицо незнакомца, опутала своей Силой и поспешила к своему дому, утаскивая за собой его неподвижное каменеющее тело. Спешила, боясь опоздать. Ругала себя, но бросить его не смогла.
А вот он очнулся. Веки дрогнули, тяжело разомкнулись, и мужская рука ухватила за спасительницу за горло. Кажется, тогда она рассмотрела его в первый раз. Глаза, отливающие небесной лазурью, прикрывшиеся черной тенью ресниц, когда его взгляд скользнул ей на шею. Незнакомец рассматривал свою спасительницу, а она, затаив дыхание, впитывала в себя осторожное касание его пальцев к красным отметинам на шее, оставленные им самим несколько мгновений назад. Она смотрела на него и едва сдерживала желание провести кончиком пальца между бровей, разгладив маленькую складочку, по прямому носу, обвести по контуру губы и остановиться на ямочке на подбородке. Прядь его волос, скользнувшая юркой змейкой вниз, коснулась щеки Фиалки, и женщина зажмурилась, сгоняя наваждение, заставившее неподвижно лежать, позволяя притрагиваться к себе.
Это разозлило. Она поклялась Дорбу, что в ее жизни больше не будет мужчин, но вот она лежит, боясь вздохнуть, потому что каждое прикосновение рук незнакомца отдается трепетом в сердце. Фиалка не хотела нарушать своей клятвы, и она изо всех сил старалась удержать Риктора Илейни, ворвавшегося в ее жизнь так резко, так неожиданно, на расстоянии, но…
Следующая картинка всплыла в памяти. «Согрей меня, Рик…»
— Рик, — прошептала Фиалка и смяла в ладонях траву, как тогда, когда он ласкал ее, даруя давно забытую радость наслаждения.
В объятьях его сильных, но таких нежных и умелых рук, женщина забыла о прошлом, забыла о клятве, забыла обо всем. На лугу остались только мужчина, помимо желания, заполнивший мысли Фиалки, и она, отдававшаяся ему со всем пылом, накопившемся в одинокой душе. Аниторн сломал стылый лед, сковавший чувства, выпустил на волю огонь, казалось, уже не тлевший несколько лет, разбудил желание жить.
И это оказалось больно, и все же мучительно сладко… Смотреть на него, зная, что уйдет. Любоваться красивыми чертами, дышавшими благородством, следить за руками, желая снова испытать их силу и власть, прислушиваться ночью к мерному дыханию, изнывая от желания дотронуться, разбудить ласками. Слушать его голос, низкий, мягкий, бархатистый. Подглядывать, как он воркует со своим драконом и в тайне завидовать Гору, потому что его аниторн обнимал не сдерживаясь, в то время, как к ней уже не притрагивался, не желая волновать зверя, по нелепому капризы Судьбы
Риктор Илейни волновал женщину, и она злилась на себя за то, что не может выкинуть его из головы, что ищет взглядом, что слушает его дыхание по ночам, что мечтает о большем… Она ждала, когда аниторн сядет на дракона и вернется в свою жизнь. Ждала и боялась того мгновения, когда он исчезнет из ее жизни. А еще ревновала. К тем леди, одну из которых он однажды введет в свой замок, к погибшей инверне, к тысячам простых женщин, которые могли стать его ночным утешением. За эту ревность Фиалка злилась на себя особенно сильно, потому что…
— Я люблю его. — Эти слова сами собой сорвались с языка, испугав женщину.
Она не позволяла себе даже думать об этом. Гнала малейшее подозрение на свое истинное отношение к аниторну Побережья. Твердила свою старую клятву верности погибшему мужу, закрывалась от самой себя. И все же призналась самой себе, что десять дней жизни под одной крышей с мужчиной не прошли даром. Прежняя размеренная жизнь исчезла, став пеплом под разгоравшимся огнем будущего.
Только что несло с собой это будущее? Своего настоящего имени она не назовет, не признается, что благородного происхождения, а простолюдинке нечего делать рядом с лордом. Грелка в его постели? Для Виалин Шагерд этого было слишком мало, для свободолюбивой Фиалки и вовсе недопустимо. Каменные стены замка сдавят грудь, лишая возможности сделать полный вдох. Значит, забыть. Рик Илейни не для лесной затворницы. Пройдет время, и эти чувства так же исчезнут, как исчезла боль от потери любимого супруга. Но вдруг новая мысль ослепила осознанием.
— Боги! — воскликнула Фиалка, стремительно поднимаясь с земли.
Эрх! Он понял, что она жива, значит, быстро поймет, кто спас аниторна. И как только он осознает, что все это время Рик жил рядом с ней, что сделает несчастный безумец? Да к Бездне! Эрх и так собирается уничтожить лорда Илейни. Опять! Дархэйм снова хочет забрать мужчину, который стал дорог ей.
— Нет, — мотнула головой женщина. — Не позволю.
К чему теперь прятаться? Эрхольд все равно будет искать, и теперь уже точно найдет. Он никогда не отказывается от своих желаний и намерений. И время не уничтожило его страсти. Хватит отсиживаться в норе. Пришло время выбираться из добровольного заточения.
— Не отдам, — решительно произнесла Фиалка и направилась в сторону своего разгромленного домика.
Каяр поплелся сзади, понуро опустив голову. Все менялось, и зверь это чувствовал.
Глава 18
Королевский драконник почти пустовал. Ледагард не умел управляться с драконами и предпочитал выезжать на лошади, потому королевская конюшня, в отличие от драконника, была местом оживленным. В стойлах стояли красавцы разных мастей и пород. Его Величество разбирался в лошадях, любил без памяти и искренно восхищался норовистыми скакунами. Зачастую собственноручно ухаживая за своим Ураганом.
Конюхи завидовали драконоводам, получавшим свое жалование и почти весь день проводивших в праздной лени. В драконнике Ледагарда содержалось всего два немолодых дракона, таких же ленивых, как люди, приставленные смотреть за ними. Их кормили, чистили, выгуливали раз в день, но великаны, сделав круг над городом, сами спешили в свое обиталище, где, сытые и довольные жизнью, заваливались на бок и так проводили свой день.
Гор, по началу, с любопытством рассматривавший сородичей, вскоре перестал обращать на них внимания. К себе он подпускал драконоводов только, когда они несли корыта с едой, все остальное доверял только своему человеку. Впрочем, Рик по-прежнему проверял еду для своего дракона, так что и тут не обходилось без его участия. И вроде бы все вернулось на круги своя, но перемены, еще неясные, уже вмешались в налаженную жизнь летуна и его человека.