Наследие
Шрифт:
— Жива…
Дархэйм приблизился к креслу, стоявшему перед зеркалом, закинул ногу на ногу и снова недобро улыбнулся. Зеркало отразило необычайно красивого мужчину, поглаживавшего длинными изящными пальцами подлокотники кресла. И все-таки красота его была странной, хищной, непривычной глазу, чужой. Он мог бы иметь большой успех у женщин, если бы Эрхольд пожелал этого. Но ему всегда хватало одной любовницы, с которой мужчина удовлетворял свои потребности, получая необходимую ему разрядку. Порой отпускал на свободу свою темную сторону, и его ласки становились болезненными и пугающими,
— Виалин, — тонкие губы правильной формы сложились в любимое и ненавистное имя одновременно. Пальцы сжались, и мгновенно заострившиеся ногти вспороли обшивку подлокотников. Эрхольд отмахнулся от ненужных сейчас переживаний. Поза его стала расслабленной, и мужчина произнес свое самое любимое заклинание: — Виалин Шагерд, призываю тебя.
Она не спешила, но Дархэйм знал, что придет. Сегодня он не тревожился, не испытывал волнения. Скорей, предвкушение, и это чувство было приятным. Эрхольд едва заметно улыбнулся, когда увидел, как в зеркальной глубине зародилась дымка — предвестница ее приближения. Он спокойно следил за приближением духа, чувствуя отзвук наслаждения при взгляде на силуэт строптивой кошки, строптивой мертвой кошки, чьи коготки уже не могли ранить так сильно, как раньше… или могли?
— Зачем ты снова тревожишь меня? — как обычно, равнодушно спросила призрачная женщина.
— Я скучал, Виалин, — почти искренне ответил Дархэйм.
Последние дни ему было не до скуки. Днем он собирал жизненную силу человеческих душ, пользуясь временным затишьем в своих устремлениях, ночью возрождал тело покойницы, окончательно подчиняя душу служанки, сломавшейся в первый же день жизни в новом теле.
— И еще… — Эрхольд помолчал, предвкушая главное блюдо сегодняшней ночи. — Мне есть, чем тебя удивить.
— Духу не подвластны чувства, — она смотрела сквозь с него с ледяным равнодушием.
— Да, разумеется, — согласно кивнул мужчина. — Но они подвластны живым. И я почти счастлив, Виалин. Я хочу, чтобы ты разделила со мной мою маленькую радость.
Дух, недавно покинувший зеркальную гладь, вновь приблизился к ней, намереваясь исчезнуть.
— Не спеши, сердце мое, — улыбнулся черный лорд. — Взгляни лучше на то, чем я теперь владею. Милая, — позвал он, и из темноты шагнуло телесное отражение духа.
Черные глаза смотрели почти с тем же равнодушием, не удивляясь тому, что перед ними парит призрак. Узкая изящная ладонь накрыла мужское плечо, Эрхольд прогладил теплую живую кожу кончиками пальцев, после сжал своей ладонью и рывком усадил черноволосую женщину себе на колени.
— Она прекрасна, правда, Виалин? — спросил Эрхольд и рассмеялся, глядя, как маска ярости искажает равнодушные черты призрачной женщины. Глаза ее полыхнули ненавистью, и Виалин зашипела:
— Ты ополоумел, Эрх? За какой Бездной ты издеваешься над моим телом?!
— Издеваюсь? О, нет, сердце мое, я наслаждаюсь им.
Ладонь лорда накрыла затылок тела Виалин, и он притянул ее к себе, с упоением целуя податливые губы, открывшиеся ему навстречу. А через мгновение до настоящей Виалин донесся тихий женский стон.
— Ублюдок! — прогремел
Эрхольд замер. Сердце пропустило удар. Дыхание вдруг оцарапало гортань, словно кто-то провел в глотке когтистой лапой. Мужчина столкнул с колен тело Виалин и вскочил на ноги.
— Ты, — прохрипел он. — Лживая тварь, ты жива. Жива!
Дух дрогнул, отлетел к зеркалу, и Дархэйм бросился следом, словно надеялся ухватить ускользающую тень.
— Ты жива, Виалин! Ты жива! — Ладони с размаха впечатались в холодное зеркало. — Ты провела меня, дрянь! Ты живая! Где ты прячешься? В каком теле живешь? Отвечай!
— У тебя нет надо мной власти, — донесся до него насмешливый голос.
— Я найду тебя, слышишь? Я найду тебя, Виалин! Тебе не скрыться от меня! — Эрхольд прижался лбом к стеклу и закончил тише. — Тебе не избавиться от меня, Виалин. Ты — мое сердце.
— Эрх, — услышал лорд низкий, чуть надломленный женский голос, и обернулся, глядя на желанное некогда тело. — Мне страшно, Эрх. Ты кричишь.
— Молчи! — чеканно приказал Дархэйм и отвернулся, не желая сейчас видеть свое создание. — Молчи, подделка.
* * *
Вой разъяренного каяра взбудоражил затихших к ночи зверей. Белый хищник метался под окнами сторожки, бросаясь на дверь и стены. Он рвался внутрь, скребся лапами в окно, умоляя пустить его. Глаза зверя полыхали в темноте красными огнями, жутковатые зубы обнажались в оскале, шерсть встопорщилась на загривке, предчувствуя беду. Каяр хотел помочь, защитить, но не понимал, от кого. Его хозяйка пребывала в еще большей ярости, уничтожая свое маленькое жилище.
Звук бьющейся утвари, доносился до зверя, изрывшего рыхлую землю мощными когтями. Надрывный крик женщины, в котором смешивались, злость, ненависть, отчаяние и страх, заставил Лоэля зарычать и снова броситься на дверь в желании снести ее своим телом. Но дверь неожиданно распахнулась, едва не сбив самого каяра, и на пороге появилась Фиалка. Зверь поднял к ней морду, жалобно подвывая, но попятился и упал на брюхо. Глаза женщины затопила тьма. Голодная, жалящая, затягивающая в бездонный омут, угрожающая, вселяющая страх тьма.
— Эр-р-рх, — ненавистное имя вырвалось из ее груди глухим рычанием. — Твар-рь.
Каяр подполз к хозяйке, не отводя горящего взгляда от ее лица. Ему нужно было лишь ее указание, всего один жест, и зверь готов был рвать в клочья того, кто вызвал ее гнев. Но затворница прошла мимо верного Лоэля, даже не потрепав его по голове, как всегда делала, если каяр подходил к ней. Она стремительно приблизилась к деревьям, окружавшим маленькое убежище, и бесшумной тенью исчезла в темноте.
Белый зверь некоторое время смотрел туда, где Фиалка растворилась в темноте, словно слилась с ней, сама став черной дымкой, после нерешительно поднялся на лапы и осторожно побрел следом. Он чутко вслушивался в шорохи никогда не засыпающего леса, принюхивался, тревожно водил узкими острыми ушами, но вскоре не выдержал и сорвался следом, спеша догнать женщину.