Наследие
Шрифт:
С детства его учили, что Тьма породила Виллианов и выпустила их на земли его мира, чтобы уничтожить его. Но, увидев, как гибнут их дети, Огненные Боги обрушили на головы чудовищ свой гнев. На месте, где Огонь карал Виллианов, земля почернела и разверзлась, низвергая врагов в открывшуюся Бездну. После земля вновь сошлась, и края ее соединились, вновь выпустив на солнечный свет траву и деревья. И с тех пор жрецы — глас Богов на земле, стерегут мир, охраняя его при помощи Божественного Огня. Все знали, что пока в священных чашах пылает Огонь, жизнь будет наполнять землю и воду. Угасание же Божественного Пламени означает конец света.
И вот теперь оказалось, что из всего это
— Что-то меня утомили наши рифмоплеты, — вдруг произнес лорд-маг.
Рик опустил на него взгляд, и Дальгард подмигнул аниторну. Вышло у него это так по-мальчишески беззаботно, что Илейни ощутил оторопь, рассматривая короткое мгновение смешинки в глазах пожилого мужчины. Но вот смешинки исчезли, глаза закатились, и Дальгард стремительно побледнел, хватаясь за грудь.
— Тибод, — окликнул его Риктор.
— Душно, — прохрипел тот, сползая на пол. — Выведи… воздух…
— Что там? — Лорния уже спешила к ним. — Лорд Дальгард, что с вами? Вам дурно? Целителя!
— Не надо, — прошелестел лорд. — Мне нужен воздух.
Илейни подхватил Дальгарда, помогая встать на ноги, и тот обвис на плече молодого товарища тяжелым кулем. Дыхание со свистом вырывалось из горла, ноги мужчины еле передвигались, но он упорно отказывался от помощи целителя и просил вывести его на воздух. Вздохнув с досадой, Ее Величество отпустила обоих лордов, Ледагард провожал их завистливым взглядом.
— Продолжайте, благородные лорды, — донесся до Рика сухой голос недовольной королевы.
После двери ее покоев закрылись, и аниторн повел Дальгарда на большой балкон. Пожилой лорд еще некоторое время хрипел так, словно каждый вздох его мог стать последним, затем тяжесть его тела стала исчезать с плеча Илейни, и вскоре довольный собой пройдоха выпрямился окончательно. Риктор насмешливо приподнял брови и усмехнулся:
— Тибод, я провозглашаю тебя победителем этого вечера. Твоя поэма «Предсмертные страдания» превзошла все, что мы успели услышать сегодня.
— Я мог бы стать актером, если бы не родился лордом, — с ироничной ухмылкой ответил Дальгард. — Прогуляемся? У тебя есть вопросы, и тебе не терпится их задать, не так ли?
— Боги щедро одарили тебя, — улыбнулся Рик. — И прозорливость была в числе их даров.
— Боги меня не обидели, мою юный друг, — рассмеялся Дальгард, и лорды направились прочь из королевского дворца.
Глава 17
Старое зеркало блекло светилось, ловя гладкой поверхностью лунный свет, щедро лившийся в окно. Эрхольд стоял в дверях с кубком в руках и рассматривал дверь в мир мертвых. На губах его играла кривоватая усмешка предвкушения. Сделав большой глоток, он отшвырнул кубок, и тот с неприятным звоном ударился о стену, упал на пол и покатился, продолжая вносить какофонию в ночную тишину. Поморщившись, Дархэйм отпустил Силу, и черная дымка окутала кубок, с легкостью корежа золото, сминая, превращая в труху.
Мужчина прикрыл глаза, и тело его скрылось в клубящейся черноте, а когда она схлынула, вместо
Дархэйм еще пару раз с силой втянул носом воздух, шумно выдохнув, чем напомнил сам себе пса, усмехнулся и отошел от окна. От чужой личины, казалось, зудела кожа, хотелось разнести дворец в пыль, не оставив о нем даже воспоминания, но приходилось продолжать играть роль человека, чей норов был чужд самому Эрхольду. Все эти ужимки, заигрывания, подобострастные улыбочки шуту-монарху, питавшему странную слабость к своему новому аниторну. Терпеть дураков, окружавших его, подталкивать, подсказывать, внушать, было невыносимо. Дархэйм привык приказывать и карать за ослушание, сейчас же он был вынужден использовать только человеческие возможности и интриговать, не используя свою Силу.
Бездна! А ведь ему нужно всего лишь попасть в королевский архив! Ради этого он столько прозябает во дворце, натянув чужую личину. Он опутал паутиной половину двора, шаг за шагом приближаясь к заветной цели: получить доступ в архив, найти необходимое ему в старых свитках и завершить начатое много лет назад. Но приходится сдерживаться, выжидать, чтобы не вызвать подозрений.
А все из-за проклятого Илейни, который никак не мог убраться из дворца. Вот уже три дня прошло с тех пор, как он должен был отправиться на Побережье, развязав Дархэйму руки, но остался во дворце и теперь просиживает там, где должен был находиться сам Эрхольд. Более того, Илейни каким-то непостижимым образом смог выйти на его след. А его проклятый дракон настораживался, стоило пройти невдалеке от него, втягивал носом запах и рычал, словно цепной пес. Его хозяин не понимал тревоги своего летуна, но весь подбирался и начинал озираться, отыскивая причину раздражения дракона. Эрхольду порой казалось, что еще немного, и аниторн поймет, что ему говорит великан, закованный в чешую.
И новая попытка добраться до Риктора Илейни увенчалась полным провалом. Он не смог пробиться! Тело аниторна теперь покрывал искусно сплетенный панцирь из родной Дархэйму Силы. Он был невиден обычному глазу, даже не проявился, когда удар настиг спину ненавистного лорда, но Эрхольда ударило отдачей, оглушив на несколько мгновений, и он пялился в спину так ничего и не почувствовавшему аниторну. Это было невероятно! Неправильно! Кто-то защитил Илейни, кто-то, в ком была кровь Виллианов.
С того дня подозрения не давали покоя черному лорду. Но поверить в то, что Виалин жива, и аниторн попал прямиком к ней, оказалось еще невероятней, чем осознать, что в этом мире есть еще кто-то, в ком имеется часть сущности Виллианов. И все же… Нутро сводило от не отпускавших подозрений, дыхание обрывалось, как только возникала одна единственная мысль:
— Жива…
Нет! Невозможно! Она не могла водить его столько лет за нос. Не могла притворяться духом, он бы понял. Не мог не понять! Только не он, не Эрхольд Дархэйм, чувствовавший себя в мире мертвых, как у себя дома. К Бездне! Он создал свой собственный потусторонний мир, населив его множеством душ, став их властителем. Повелевал, использовал, пил, насыщаясь жизненной силой, сохранявшейся в бесплотных созданиях. Он стал богом в созданном им мирке, и что теперь? Поверить, что девчонка, всегда уступавшая ему в силе, оказалась умней и хитрей? Осознать, что переиграла там, где Эрхольду не было равных? И все же!