Наследие
Шрифт:
— Смерть за смерть, сестрица? — криво усмехнулся мужчина. — Только у меня нет припасенного тела, чтобы подло сбежать в него, как крыса!
Лорд откинул голову и закрыл глаза. Грудь его часто вздымалась от тяжелого дыхания, кулаки сжались, но быстро расслабились, и руки повисли вдоль тела. За спиной раскрылись черные кожистые крылья, распахнулись, и Эрхольд оттолкнулся от земли, взмывая в небо. Ветер все усиливался, и Виллиан бросился навстречу воздушному потоку, преодолевая его сопротивление. После позволил подхватить себя и понесся вместе с ветром, стараясь сейчас ни о чем не думать.
Не выходило.
Эрхольд расслабился, и ветер поймал его в ловушку, закружив и сбив с ровного полета. Виллиан выровнялся и направился к берегу. Ноги мягко коснулись земли, и крылья окутали плечи, подобно плащу. Менять облик Эрхольд не спешил. Он остался на краю обрыва, глядя на беснующиеся волны. Буря набирала силу. Лорд раскинул руки, подставляя свое тело под порыв ветра. Волосы хлестнули по обнаженным плечами, бросились в лицо, и Эрхольд закричал:
— Давай!
Раскат гром прокатился ревом Богов над Виллианом, молния ударила недалеко от него, а следом хлынул дождь, в одно мгновение залив, вскинутое к небу лицо.
— Да, так хорошо, — удовлетворенно произнес Дархэйм и на некоторое время замер, наслаждаясь разгулявшейся стихией.
Виалин тоже любила дождь. Только она больше любила дождь теплый, когда светит солнце, и можно бегать по лужам босиком, не опасаясь недовольства строгой матушки. Виалин… Эрхольд улыбнулся, вспомнив, как впервые увидел ее — маленький сморщенный комочек плоти со смешным носиком-кнопкой. Кажется, тогда они с матушкой едва ли не впервые улыбнулись друг другу, когда семилетний Эрх стоял возле колыбели и во все глаза смотрел на забавное чудо, сопевшее в кружевных пеленах.
«Это твоя сестрица, сын».
«Виалин…»
«Виалин? Ты дал ей имя? Что ж, пусть будет Виалин. Крошка Ви».
«Крошка Ви…»
Он дал ей это имя, вспомнив сказку, которую ему рассказывал папа. Сказка про крошечный народ, королеву которого звали Виалин. Матушка потрепала сына по волосам, даже поцеловала в макушку и выпроводила из своих покоев, сказав, что сестрице нужно спать. С того дня Виалин заняла в его жизни почти главенствующее место. Он всегда любил сестру, с первого дня ее рождения. Разумеется, как сестру. Тогда маленький Эрх еще не подозревал, что любовь может быть иной. Злой, испепеляющей, изматывающей, но желанной и всепоглощающей.
Виалин росла рядом с ним, бегала хвостиком, смешно коверкая его имя. Они вместе прятались от учителя Эрхольда. Поднимались на самый верх, где хранилась рухлядь. Там, на чердаке, среди больших пыльных сундуков, Эрх и Виа дурачились, играя, кажется, во все на свете. То маленький лорд вел корабль к Золотому острову, и его сестрица, напялив на голову старый берет с истлевшим пером, кричала:
— Остлов, мой лолд! Золотой остлов будет нашим!
Берет сползал ей на один глаз, и мордашка девчонки становилась до невозможности забавной. Малышка закусывала губу, усердно сопела, размахивая палкой вместо меча. Однажды она задела брата, сильно махнув и разбив ему бровь. Виалин разрыдалась так горько, что Эрхольд забыл о крови, стекавшей по щеке, и долго уговаривал сестрицу, что ему совсем, ну совсем-совсем не больно.
— У тебя не руки, а каша, Ви, — смеялся маленький лорд, — ты даже комара не убьешь, не то что меня.
— Комола убью, — не согласилась девочка, шмыгнув носом, и снова зарыдала: — Плости-и-и!
Эрхольд усадил сестру себе на колени, она крепко стиснула его шею и спрятала на мальчишеском плече личико. Ви судорожно всхлипывала, успокаиваясь, и тельце ее вздрагивало от каждого нового всхлипа, а Эрх гладил ее по чудесным черным волосам и улыбался от щемящей нежности, затопившей душу. Ее невозможно было не любить, невозможно не умиляться. Крохотная, доверчивая, любящая всем своим маленьким сердечком.
Сколько раз она заступалась за брата? Ругалась с матушкой, топала ногами и кричала, что непременно сбежит из дома, если леди Дархэйм будет сердиться на «Эйха». Даже крохой Виалин всегда выбирала его. Ее любили все, потакали, баловали. Матушка была с дочерью ласковой всегда. Она дарила ей то, чем не спешила делиться со старшим ребенком — материнскую любовь. Виалин это злило. Девочка, нежная, как цветы, росшие вокруг замка, становилась колючей и хмурой, когда видела несправедливость. А то, что матушка слишком строга с сыном, ее дочь считала несправедливостью. И если брата отчитывали, девчонка неизменно стояла рядом с ним, крепко держа за руку. И наказание делила с ним поровну. Если же ее отдирали от Эрха, то Виалин замыкалась в себе, не желая ни с кем разговаривать, отказывалась есть и покидать свои покои, пока не слышала недовольного голоса матушки:
— Ви, ты можешь поиграть с братом.
В это мгновение все менялось. Девочка висла на шее матери, покрывая ее лицо поцелуями, и неслась к комнатам Эрха, крича, что голодна, как дракон. Наученные опытом, следом бежала челядь с подносами с едой. Их расставляли перед братом и сестрой, и Виа начинала трещать, долго не умолкая, как соскучилась, как переживала за братца, как ждала, когда матушка позволит им снова свидеться. А юный лорд слушал ее и улыбался, радуясь просто тому, что сестра снова рядом. Он тоже скучал без нее. Даже Дорб Шагерд — соседский мальчишка, тогда появившийся в жизни Эрха, не доставлял ему столько радости, сколько младшая сестрица.
— Я никогда не предам тебя, братец, — говорила она, став старше.
И он верил. Знал, что не лжет, что это не пустые слова. Виалин была верной спутницей лорда Дархэйма, его наперсницей, хранительницей тайн, единственной, кому он поверял ВСЁ. Первым открыл ей дверь в мир мертвых, первым объяснил, как пользоваться Силой, когда она проснулась в сестре. Ви, увидев потусторонний мир и узнав, откуда можно черпать Силу, разревелась, обозвав себя чудовищем. Эрхольд тогда долго просидел с ней на их любимой лесной поляне, объясняя, что сущность не изменить, и от дара отказаться невозможно.