Наследие
Шрифт:
Черная ярость затопила его глаза, лишая их белков. В его взгляде не осталось ничего человеческого. Виалин смотрела в глаза Дархэйму и видела бездну, страшную, ледяную, мертвую…
— Ты ужасен, — выдохнула она. — Настоящее чудовище. Мерзкое чудовище…
— Лживая дрянь, — зашипел Виллиан, сжимая руки. Хруст ее костей слился с новым надрывным криком. — Всегда ею была.
— Будь ты проклят, — застонала Виалин, чувствуя, как осколки костей вонзаются в плоть, в легкие, пробивают сосуды. А Виллиан все сжимал и сжимал руки, не замечая в своей ярости, что убивает ее.
«Еще немного», — с облегчением подумала женщина. — «Еще совсем немного…»
— Я никогда не буду принадлежать тебе, — прохрипела она, захлебываясь кровью, хлынувшей изо рта. — Ненавистный, отвратительный…
Осколок ребра добрался до сердца, вонзился в него, и Виалин умерла. Уже уходя в мир мертвых, она услышала рев Виллиана, осознавшего, что он натворил, и этот рев показался ускользающей душе сладкой музыкой. Дух Виалин скользил знакомой тропой, пробираясь сквозь сумрак потустороннего мира. Плыл между тенями людей и нелюдей, спеша миновать запретную для живых грань. Впрочем, она уже не была живой, не была гостьей, теперь Виалин Шагерд стала законной обитательницей мира мертвых, но…
Она вырвалась из сумрачных пут, пройдя подготовленной ею и Дорбом дорогой, и вернулась в мир живых, где уже стала лишней. Но ее ждали, и это не позволяло душе передумать и покориться притяжению ее нового дома. Виалин скользнула в тело, которое подготовил для нее Дорберт — темный маг, не позволив разложению испортить новое вместилище для своей жены.
Виалин распахнула новые, светло-голубые глаза, пытаясь понять, кто она, где находится. Смерть не отпускает сразу, и ее холод еще сковывал тело утонувшей дочери старосты. Но вот Сила заклубилась в остывшей крови, заставляя течь все быстрее, выравнивая удары уснувшего, казалось, навеки сердца. Легкие наполнились воздухом, и Виалин шумно вздохнула. Она села, разглядывая свои новые руки, ощупала незнакомое тело, дотронулась до распущенных волос. После огляделась и нахмурилась, не понимая, чего ей не хватает… кого не хватает.
— Дорб, — голос оказался незнакомым, слишком высоким.
Но Виалин тут же забыла о голосе. Она спрыгнула на пол со стола, на котором лежало тело, покачнулась и уцепилась за край стола, сползая на пол. Ноги еще не держали. Но вскоре появились иголочки от восстанавливающего кровотока, и женщина закричала. Онемение проходило слишком медленно, слишком болезненно.
Виалин стиснула зубы и ждала, когда все пройдет. И когда смогла встать на ноги, ее взгляд упал на зеркало, которое стало для нее дверью в мир живых. Из отражения на нее смотрел совсем другой человек. Девушка, возраст которой уступал настоящему возрасту Виалин. Женщина дотронулась до лица, провела пальцами по веснушкам, дотронулась до губ, провела ладонью по тонкой шее, где билась синяя жилка, затем прерывисто вздохнула и снова позвала:
— Дорб.
Он не отозвался. Виалин вышла из охотничьего домика, где ее должен был ждать супруг. Ветер растрепал распущенные волосы, ласково коснулся потеплевших щек и помчался дальше, играя с травой, путаясь в древесных кронах. Все так же щебетали птицы, по-прежнему солнечные лучи устремлялись к земле, согревая ее. Мир дышал благодатью, только…
— Дорберт, — дрогнувшим голосом позвала Виалин, ежась, словно от холода.
Предчувствие. Оно пускало в душу ядовитые споры страха, сковывало ледяным панцирем сердце, убивало тишиной.
— Дорб! — в отчаянии закричала женщина. — Дорб!!!
Никто не отозвался. Ее мужа здесь не было, а это могло означать, что…
— Нет! — вскрикнула Виалин. — Нет-нет, не надо!
Она бросилась назад к охотничьему домику, с замирающим сердцем посмотрела в зеркало и позвала:
— Дорберт Шагерд, призываю тебя…
У Виалин не было силы и власти, как у Эрхольда Дархэйма, она не отбирала силу жизни у людей, лишь черпала понемногу, но теперь она принадлежала миру мертвых, и это дало ей возможность снова распахнуть закрывшуюся дверь.
— Дорберт Шагерд, призываю тебя.
Зеркало ответило равнодушным отражением стола, с которого Виалин слезла совсем недавно, стенами, образом женщины, застывшей в напряжении напротив. Виа уже готова была вздохнуть с облегчением, душа не отозвалась, значит, ее нет… И тогда зеркальная поверхность потемнело, замутилась, словно ее обдали горячим паром, и женщина увидела приближающуюся тень.
— Дорб, — застонала она, закрывая лицо ладонями. — Как же так…
Он не мог выйти, потому остановился за зеркальной гранью, глядя на Виалин.
— У тебя получилось, — услышала Виалин шелест бестелесного голоса. — Смогла…
Женщина приблизилась к зеркалу, приложив к нему руки, и дух ее мужа накрыл ее ладони с той стороны. На его губах обозначилась легкая улыбка, но в призрачных глазах плескалась грусть, душа пока еще чувствовала…
— Прости, — снова заговорил дух. — Он почти нашел охотничий домик, я увел, сбил со следа.
— Проклятый Эрх, — снова застонала Виалин, прижимаясь щекой к холодному зеркалу. — Убийца. Зачем мне это тело? Зачем мне жизнь, если тебя не будет рядом.
Плечи дрогнули от беззвучных рыданий.
— Живи, — услышала она и вскинула голову, глядя на Дорба. — Я подарил тебе обновку, хочу, чтобы ты носила ее.
— Хочу к тебе, — мотнула головой Виалин.
— Я не жду тебя, — покачал головой призрак. — Не дай ему выиграть. Живи за нас двоих.
— Дорб… — голос женщины сорвался, и она закончила шепотом: — Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, Ви, — прошелестел он. — Отпусти, мне тяжело.
— У меня не будет другого мужчины, Дорб, — воскликнула Виалин, хватаясь за последние мгновения последней встречи. — Только ты!
— Живи, — ответил призрак, и зеркальная поверхность очистилась, вновь отразив охотничий домик и женщину, больше не сдерживавшую рыдания…
Сила вновь взметнулась, свернувшись в спираль, отразив боль Фиалки, закричавшей в ночное небо. А затем исчез, вернувшись к своей хозяйке. Женщина оборвала воспоминания, поджав губы в жесткую линию. Она ожесточенно мотнула головой, избавляясь от пережитого. Хватит! Эрхольд Дархэйм больше не заставит ее страдать. Хватит.
Фиалка огляделась, только сейчас понимая, что стоит посреди луга, усыпанного поломанными сучьями деревьев. Увидела уничтоженные деревья и растерянно прошептала лесу, ставшего ей домом: