Наследница ведьм
Шрифт:
Теперь же один из этих людей вновь появился в этих краях, при этом не вызвав ни у кого никакого подозрения. Его звали Эрон Лайтнер. Все о нем отзывались как о святом только потому, что он вел летопись истории клана начиная с времен Доннелейта Да что они вообще могли знать о Доннелейте? Если там никто, кроме Джулиена, никогда не был. Помнится, когда они, слушая тихую музыку, лежали на диване и у них зашла речь об этом шотландском местечке, Джулиен, тотчас перейдя на таинственный шепот, стал намекать на нечто ужасное.
Наверное, Эвелин должна была последовать за Джулиеном вскоре после его смерти, если бы не Лаура Ли, ее малышка-дочь,
Однажды Стелла принесла платье для Лауры Ли, собираясь отвести ее в школу.
– Дорогая моя, выкинь ты весь этот вздор насчет школы из головы, – сказала она тогда. – Бедненькая девочка Зачем ее так мучить какими-то науками? Помню, я всегда ненавидела школу. Лучше давайте поедем вместе в Европу. Со мной и Лайонелом. Как можно прожить всю жизнь на одном и том же месте? Тоска, да и только!
Если бы не Стелла, Эвелин, пожалуй, никогда не побывала бы ни в Риме, ни в Париже, ни в Лондоне, ни в одном из прочих замечательных мест, которые показала ей возлюбленная. Стелла никогда не была верной, но при этом оставалась по-своему преданной, считая это единственно важным достоинством человека.
В ночь смерти Стеллы на Эвелин было серое шелковое платье и жемчужные бусы Стеллы. Когда свершилась трагедия, Эвелин выбежала из дома и кинулась ничком на лужайку, краем глаза видя, как уводят Лайонела Платье было навсегда испорчено, потому что на земле было много битого стекла. Стелла еще долго лежала на начищенном до блеска полу – том самом, на котором они с Эвелин когда-то танцевали, – а вокруг нее мелькали вспышки фотоаппаратов. А этот тип из Таламаски как ошалелый бросился прочь. Какой у него был страшный вид. До безобразия страшный…
Предвидел ли ты это, Джулиен? Неужели свершилось пророчество, о котором вещало стихотворение? Эвелин все плакала и плакала, а позже, когда рядом уже никого не было, когда унесли тело Стеллы и наконец воцарилась гробовая тишина, а сам особняк на Первой улице погрузился в беспробудный мрак, нарушаемый едва заметным мерцанием битого стекла, Эвелин пробралась в библиотеку, сняла с полки книги и вскрыла находившийся в стенке тайник своей усопшей возлюбленной.
Там хранились их общие фотографии, письма и вещи, которые Стелла прятала от Карлотты. «Пусть мы не хотим, чтобы она знала о нас, – говорила Стелла своей любовнице, – но я буду трижды проклята, если сожгу наши фотографии».
Эвелин сняла с себя длинную нить жемчуга и положила его в утопающее во тьме углубление в стене, маленькое хранилище свидетельств их нежного и блистательного романа.
– Почему мы не можем всегда любить друг друга, Стелла? – сокрушалась Эвелин, когда они плыли в доме-лодке.
– О, милая, мир никогда не сможет это принять, – отвечала Стелла, у которой к этому времени уже завязался роман с мужчиной. – Но обещаю, что мы будем встречаться. Для этой цели я организую хорошее местечко где-нибудь в центре города
Стелла выполнила свое обещание и специально для них двоих сняла квартиру с очаровательным внутренним двориком.
У Лауры Ли в связи с отсутствием матери никаких вопросов не возникало. Весь день она была в школе, поэтому ничего не подозревала.
Встречи со Стеллой в маленькой неубранной квартирке
«Люблю тебя, дорогая моя…»
Только Стелле Эвелин показала виктролу, доставшуюся ей от Джулиена Только Стелла знала, что по просьбе покойного дядюшки Эвелин унесла ее из дома на Первой улице. Призрак Джулиена был всегда ее спутником, стоило только представить, как она гладит его волосы или прикасается рукой к его коже.
В течение многих лет после его смерти Эвелин, уединяясь в своей комнате, проигрывала пластинки на виктроле. Особенно любила она слушать вальс из «Травиаты». Закрывая глаза, она представляла, что танцует с Джулиеном. Веселый и очень грациозный для своего почтенного возраста, он никогда не унывал. Более того, всегда подшучивал над всем и вся, проявляя завидную терпимость к слабостям и лжи других. Нередко Эвелин заводила вальс для своей маленькой Лауры Ли.
– Эту пластинку мне дал твой отец, – говорила она дочери.
Лицо ребенка всегда было так печально, что Эвелин хотелось плакать при одном взгляде на него. Неужели Лаура Ли за всю свою жизнь ни разу не познала счастья? Но зато она познала умиротворение, что, возможно, было не так уж плохо.
Любопытно, умел ли Джулиен в своем нынешнем состоянии слышать звуки виктролы? И правда ли то, что он по собственной воле привязал себя к земной жизни?
– Грядут темные времена, Эви, – предвещал он. – Но я не сдамся. Не спущусь тихо в ад. Не позволю ему торжествовать. Если получится, я преодолею смерть. И буду жить среди теней. Заводи для меня эту мелодию, чтобы я мог ее слышать и там. Пусть она призывает меня к этой жизни.
По прошествии лет Стелла, услышав об этом, насторожилась. Они тогда сидели в каком-то римском ресторанчике, ели спагетти, пили вино и слушали диксиленд. Эвелин рассказывала ей старые истории Джулиена.
– Так это ты забрала виктролу! – воскликнула Стелла– Ну да, конечно. Это я помню. Но все остальное я нахожу несколько странным. Ты не могла ничего напутать? Ведь Джулиен всегда был с нами такой веселый, такой неугомонный. Эви, ты уверена, что он чего-то боялся? Ну конечно же, – продолжала она, – я прекрасно помню тот день, когда мать сожгла его книги. Он был вне себя от гнева. Метал громы и молнии. Потом мы пошли к тебе. Помнишь? Кажется, я сказала ему, что тебя заперли на чердаке на Амелия-стрит. Он так разъярился, что, явись за ним в тот самый полдень хоть сама смерть, вряд ли бы она смогла его угомонить. Кстати, насчет этих книг. Хотелось бы знать, что такого особенного в них было. Но несмотря ни на что, Эви, он все равно был счастлив. Особенно после того, как ты стала к нему приходить. И оставался счастливым до своего последнего дня.
– Да, он был счастлив, – согласилась Эвелин. – И до самой смерти не терял здравости рассудка.
Эвелин снова перенеслась в мыслях в былое время. Вспомнила о том, как однажды карабкалась по мощной паутине колючей лозы, обвившей оштукатуренную стену. Если бы можно было хотя бы на миг стать опять такой же здоровой и сильной, как в тот день, когда она, разгребая в стороны цветоносы, лезла по лиане в мансарду! Почти без труда добравшись до крыши террасы второго этажа, выступающей над мощеной дорожкой, Эвелин взглянула в окно и увидела, что Джулиен лежит на своей кровати.