Наследница ведьм
Шрифт:
Эвелин уже давно следовало отдать Моне маленькую виктролу, не церемонясь со своими ненормальными внучками, Алисией и Гиффорд. И угораздило же ее оставить и музыкальную шкатулку, и прекрасное ожерелье Гиффорд!
– Как тебе это только пришло в голову! – твердила она сама себе.
Как она могла сделать столь порочный выбор! Как могла оставить все Гиффорд и тем дать ей возможность извращенно все толковать и задыхаться от негодования, когда Эвелин произносила свое небезызвестное четверостишие.
– Зачем он настаивал, чтобы это осталось у тебя? – спрашивала ее Гиффорд. – Почему считал, что это возымеет на него какое-то действие? А потому, что
Потом последовало ее ужасное признание в том, что она спрятала виктролу и жемчуг в доме на Первой улице, то есть вернула их на старое место.
– Глупая, как ты могла сделать такое? – обрушилась на нее бабушка Эвелин. – Виктрола должна достаться Моне! Она моя праправнучка! Послушай, Гиффорд, пусть виктрола с жемчугом будут храниться где угодно, только не в этом доме. Только не там, где их может найти и уничтожить Карлотта.
Вдруг Эвелин вспомнила, что Гиффорд умерла сегодня утром!
А она, Эвелин, шла по Сент-Чарльз-авеню в особняк на Первой улице, начисто позабыв о том, что ее несчастное, всем досаждающее и вечно изматывающее всех и вся своим беспокойством дитя совсем недавно простилось с жизнью!
«Почему я не почувствовала это? – спрашивала себя Эвелин. – Джулиен, почему ты не пришел и не предупредил меня заранее?»
Помнится, полвека назад за час до смерти Джулиена она слышала его голос, который раздавался где-то возле ее дома Эвелин подскочила к окну и широко распахнула его, впустив в дом порыв шквалистого ветра с дождем. Увидев Джулиена внизу, Эвелин мгновенно догадалась, что это был не тот Джулиен, которого она знала, не настоящий. Вместе с этим пониманием ее осенила страшная мысль: она подумала, что он умер, и очень испугалась. Джулиен, у которого был такой веселый, такой жизнерадостный вид, помахал ей рукой. Рядом с ним стояла огромная темная кобылица.
– Au revoir, ma cherie! {26} – крикнул ей он.
Стремглав пробежав десять кварталов, она взобралась по уже знакомой шпалере к окну знакомой комнаты и, приподняв раму, увидела его глаза, еще живые глаза, которые были устремлены на нее.
– О, Джулиен, – воскликнула она, – я слышала, как ты звал меня. Я видела тебя. Видела воплощение твоей любви.
– Эви, – еле слышно прошептал он. – Эви, я хочу сесть. Помоги мне, Эви. Я умираю, Эви! Это вот-вот случится. Это совсем рядом!
Никто никогда не узнал, что в этот роковой час она была рядом с ним.
На улице бушевала буря. Избиваемая хлесткими ударами дождя, Эвелин прижалась к крыше террасы, прислушиваясь к тому, что происходило в комнате за окном. После того как закрыли и привели в порядок тело покойного, никому не пришло в голову выглянуть наружу. Домочадцы были озабочены только тем, чтобы оповестить всех родственников и знакомых о случившемся. А Эвелин все это время сидела на крыше, прижавшись к дымовой трубе, и, взирая на вспышки молнии, думала «Почему ты не убьешь меня? Почему я еще жива? Теперь, когда мой Джулиен умер».
– Что он тебе подарил? – допытывалась у нее Мэри-Бет каждый раз, когда они виделись, на протяжении долгих лет.
Мэри-Бет не без любопытства разглядывала Лауру Ли, слабую и тщедушную малышку, отнюдь не внушавшую никому желания себя потискать. Мэри-Бет всегда знала, что ее отцом был Джулиен.
Бедную дочурку Эвелин, казалось, все разом возненавидели.
– Жалкое отродье Джулиена, – говорили ей. – Посмотри-ка, да у нее
Что же в этом было плохого? Всего лишь лишний маленький пальчик на руке. К тому же большинство людей никогда на него не обращали внимания. Лаура Ли была очень застенчива – качество, которого в школе Святого Сердца не было и в помине.
– Что касается ведьминых меток, – говорил Тобиас, – то на самом деле их много. Самая худшая из них – рыжие волосы. За ней идет шестой палец на руке. А потом – гигантский рост. А у тебя как раз одна из них. Шесть пальцев на руке. Так что тебе сам Бог велел жить на Первой улице. Проклятой своими сородичами. Ведь это они наградили тебя всеми этими достоинствами. Поэтому убирайся из моего дома!
Конечно, она никуда не ушла, тем более что в доме на Первой улице все еще обреталась Карлотта. Из двух зол Эвелин выбрала меньшее, решив просто не обращать внимания на старика, что они с дочуркой и делали. Лаура Ли была слишком болезненным ребенком, поэтому не смогла закончить среднюю школу. Бедняжка, она всю свою жизнь занималась тем, что подбирала бездомных котов. Любила с ними разговаривать и могла целыми днями бродить по улицам, разыскивая их, чтобы покормить. Так продолжалось до тех пор, пока соседи не начали жаловаться. Замуж Лаура Ли вышла очень поздно и поэтому поздно родила двух дочек.
Но были ли те, кто имел отметину в виде шестого пальца, на самом деле всемогущими ведьмами? А что тогда говорить о Моне с ее рыжими волосами?
С годами огромное состояние Мэйфейров передавалось по наследству: сначала – Стелле, затем – Анте, а за ней – Дейрдре…
Никого из тех, кто жил в те мрачные времена, уже не осталось в живых. Никто из них, кроме Стеллы, не оставил в памяти Эвелин яркого воспоминания!
– Но будут и другие времена, – предсказывал Джулиен в ту ночь, когда у них состоялся предсмертный разговор. – Времена борьбы и катастроф. Об этом вещает нам твое четверостишие, Эвелин. Япостараюсь к тому времени вернуться сюда.
Музыка жалобно завывала под глухие удары басов. Когда бы Эвелин ни являлась к Джулиену, он всегда заводил виктролу.
– Знаешь, cherie, хочу тебе открыть один секрет, который касается егои музыки, – как-то раз сказал Джулиен. – Он нас не слышит, не может слышать, когда звучит музыка. Это секрет знали еще давно. Его открыла мне моя grand-mere {27} Мари-Клодетт. Музыка привлекает злого демона и в то же время может сбить его с толку. Дело в том, что слышать музыку он может только тогда, когда нет никаких других звуков. Подобным образом действуют на него рифма и ритм. Они являют собой непреодолимое препятствие для призраков, будто те могут неким образом их видеть. Находясь во мраке, бесплотные духи жаждут порядка и симметрии. Поэтому музыку я использую для того, чтобы привлечь егои одновременно смутить. Об этом знает также Мэри-Бет. Как думаешь, зачем в каждой комнате у нас стоит музыкальная шкатулка? Почему Мэри так любит свои многочисленные виктролы? Потому что они позволяют ей ощущать себя огражденной от этой нечисти. Так сказать, охраняют ее покой, который ей время от времени необходим, как, впрочем, каждому из нас. Когда меня не станет, детка, – продолжал он, – заводи виктролу. Ставь пластинки и думай обо мне. Кто знает, может, я услышу ее и приду к тебе. Может, вальс сумеет проникнуть сквозь тьму и я вернусь к самому себе и к тебе.