Наследница
Шрифт:
– Встречались? Отвечай!
– у Давида на лбу от напряжения запульсировала венка. Да так быстро, в минуту ударов сто десять, не меньше.
– Даже если и встречались. Что с того? Ты со своей блондинкой, небось, каждый вечер развлекаешься, а мне что, нельзя?!
– сорвалась я в ответ и рывком встала из-за стола.
– Благодарю за испорченный ужин, Давид Юрьевич, - разгневанно швырнула тканевую салфетку на стол и зашагала к кухне.
– Сядь! Я не договорил!
– Да пошёл ты! Нормального отношения вообще не понимаешь!
–
– взорвался мужчина, подскакивая со своего места. Ротанговое кресло с грохотом опрокинулось назад. Давид подскочил ко мне и в излюбленной манере схватил за запястье. Дёрнул, разворачивая к себе лицом.
– Отпусти немедленно, садист хренов, - прошипела сквозь зубы. Как же я зла на него! Настолько, что ещё капля и в душе снова полыхнёт ненависть.
– Отвечай. Ты была с ним?!
– Давид наклонился, заглядывая мне в глаза. Одержимость и ярость - вот, что я в них разглядела.
– Я не твоя собственность, Тагаев. Отпусти и разойдёмся по-дружески, - отчеканила, бесстрашно глядя в ореховые глаза.
– По-дружески?
– усмехнулся он.
– Хочешь остаться врагами?
– изогнула бровь и дёрнула руку на себя. Нет, держит крепко, черт рогатый.
– Может хватит?
– Что хватит?
– Притворяться, что между нами ничего нет!
– импульсивно проорал он в ответ и отшагнул назад.
Я непонимающе моргнула и едва выдавила слова из внезапно пересохшего горла:
– А разве что-то есть?
Давид пропустил пятерню сквозь взлохмаченные волосы и отвёл взгляд в сторону. Крылья носа раздувались, как у быка. Грудь наполнялась бешеным объёмом кислорода, но он не гасил ту бурю, что отображалась сейчас на мужественном лице. Злость, растерянность, непонимание. Все это беспорядочно мелькало в идеальных чертах до тех пор, пока не оказалось смыто решимостью. Настоящей. Мужской. Она блеснула сталью в расширенных зрачках и закалила заострившееся черты лица.
– Я убью этого щенка. Он больше никогда не коснётся тебя, - как из преисподней пророкотал его голос.
– Между нами только твоя ревность, Давид. Твое эго и самолюбие. Больше ничего!
– в сердцах бросила ему голосом, дрожащим от ярости.
– Ничего?!
– взревел он и в один шаг оказался рядом. Схватил мою ладонь и приложил к своей горячей груди. Там, где мощными толчками в ребра вколачивалось сердце.
– Это, ты называешь ничего?! Или то, что снишься каждую ночь? Или, что забралась ко мне в голову и отравила собой любые мысли?! А, может, «ничего» - это то, как я сгораю дотла стоит лишь нам оказаться рядом?! Я безумец, Аня! Я схожу с ума! По тебе! Слышишь?! Ты причина всех моих метаний! И я не могу спокойно жить с мыслью, что ты принадлежишь другому! Прости, но мне проще сломать ему хребет. Ты меня и так ненавидишь, ничего, переживу, - размахивал он свободной рукой, выплёскивая эмоции вовне.
А мое сердце с каждым его словом разгонялось все быстрее и быстрее, как в центрифуге. А когда он умолк, я ладонью, прижатой к его груди, смяла рубашку в кулак и притянула к себе.
В одно мгновение наши губы слились в поцелуе. Искрометном. Страстном. Голодном. Я тянулась к нему на носочках и целовала с таким удовольствием, что кружилась голова. Его тепло, крепкие объятия, в которые он тут же сгрёб меня, терпкий аромат духов и осознание, что это безумие взаимно, будоражили. Распаляли.
– Аняя... что же ты вытворяешь со мной, девочка, - горячо шептал Давид, посыпая поцелуями скулы и шею.
– Я же не смогу остановиться... зачем ты... все это... затеяла, - между поцелуями бормотал он.
– А я не хочу, чтобы ты останавливался..., - выдохнула ему на ушко, зарываясь пальцами в мягких прядях.
Давид на мгновение отстранился и заглянул мне в глаза, оценивая девичью решимость. Ничего он там не увидит, кроме нежности и страсти. Первобытного желания касаться и быть согретой мужским теплом. Ни одной рассудительной мысли. Только алый туман и обострившиеся инстинкты.
Тихий, утробный рык вырвался из его груди и широкие ладони тут же обхватили ягодицы. Давид приподнял меня над землей и прижал к себе. Я интуитивно обвила его торс ногами, отыскивая упрямые мужские губы. Какое же все-таки блаженство касаться их.
В таком интересном положении он вошёл на кухню и усадил меня на столешницу. По отдельности поцеловал верхнюю и нижнюю губы, с небольшим нажимом очертил их контур подушечкой большого пальца и чувственно заглянул в глаза. Мы надрывно дышали, пытаясь понять пламя, так внезапно полыхнувшее между нами. Но мысли вяло текли отклоняя попытки анализа.
Все потом... не сейчас.
– Скажи, что ты не его, - прохрипел Давид, утыкаясь лбом в мою вздымающуюся грудь. Щемящая нежность, котоподобная.
– Не его, - согласилась, словно загипнотизированная.
– И никогда не была.
Давид поднял на меня изумлённый, затуманенный взгляд.
– Я с Тёмой никогда не встречалась. Он не в моем вкусе, - призналась, еле сдерживая улыбку.
– Как же меня бесит твой характер..., - рыкнул Давид и, уже аккуратно прихватывая нижнюю губу, прохрипел, - ... бесит и ужасно заводит.
Мужчина подхватил меня на руки и, совершенно точно, направился в спальню. Сквозь непрерывный поток поцелуев я не успевала паниковать. Только где-то на задворках разума слабо поднимала голову неуверенность. Но ее робкие попытки воздействовать на меня сметались ураганом желания и страсти. Мир вокруг больше не существовал. Остались только мы и та магия, что творилась между неравнодушными друг к другу людьми.
Давид посадил меня на краешек кровати, а сам опустился на корточки. Бережно, по одной снял босоножки и помассировал ступни. Поцеловал округлую косточку голени, подцепил пальцем браслет и проложил горячую дорожку до самых колен. Он не торопился, смаковал каждое прикосновение, ласку, ловил каждый вздох. Наслаждался моментом, которого так долго ждал.