Наследница
Шрифт:
Мои метания длились недолго. Спустя какие-то две минуты наэлектризованную кожу пробил озноб, поднимая дыбом волоски. Тело вдруг одеревенело и пустило в землю корни: ни вздохнуть, ни пошевелиться. Все мое нутро устремилось назад, за спину, над которой разъярённым зверем нависал Давид. Терпкий аромат парфюма, подхваченный невидимыми вихрями ветра, защекотал ноздри. Я незаметно поглубже вдохнула его и от накалившего удовольствия прикрыла глаза. Оказывается, я скучала сильнее, чем позволяла себе думать.
Исходящий жар от крепкого мужского тела
Почему он молчит? Стоит позади и уничтожает меня своей мощной энергетикой. В голове так и звучит его голос: «Как ты могла, Аня? Я же доверял тебе». Молчаливое нравоучение и порицание, хуже скандала. Лучше бы он кричал, крушил все вокруг, обвинял. А эта разъедающая тишина меня закапывает глубоко в землю.
Не могу!
Резкий разворот, и я почти упираюсь в широкую грудь. Давид обманчиво расслабленный, руки в карманах чёрных брюк, белоснежная рубашка расстегнута на две пуговицы. На шее блестит золотая цепочка, которой не было в последнюю встречу. Неуверенно запрокидываю голову и в ужасе отыскиваю его глаза. Темные, глубокие мерцают чем-то недобрым...
– Не молчи, - едва выдавила из себя слова. Горло сковал болезненный спазм. Я так скучала по нему и вот он здесь, рядом. Из крови и плоти.
Давид продолжает молчать, поглаживая нечитаемым взглядом мое лицо. Он вырисовывал невидимые узоры от бровей к глазам, ниже по своду скул и фокусировался на губах, которые с каждым мгновением начинали сильнее дрожать.
Может вот оно - мое спасение? Жизнь даёт мне второй шанс? Возможность исправить чудовищную ошибку?
– Умоляю, не молчи... Скажи хоть слово..., - шёпотом взмолилась я, прикрыв веки. Солёная слеза выступила из внутреннего уголка глаза и медленно покатилась к губам.
Жаркое прикосновение пропустило через все тело мощный электрический разряд. Каждая клетка ожила и воспряла, точно цветок после длительной засухи. Как же не хватало его тепла и умопомрачительного аромата кожи...
Большим пальцем Давид стер влагу с моей щеки и вновь отстранился.
– Похудела, - наконец сжалился он надо мной. Я робко распахнула глаза и с жадностью нуждающегося впилась взглядом в любимое лицо. Нахмурила брови, пытаясь осознать сказанное.
Очевидное замешательство сподвигло Давида ещё на пару слов, которые воспринялись мной с большим пониманием.
– С расстояния в несколько метров я без труда разглядел твои позвонки. Так нельзя, - рокотал его голос, приятный до мурашек. Пусть в нем и сквозило раздражение, но не было той холодности и отстраненности, которой я так боялась.
– Это потому что я не могу есть, - так же сдавленно прошептала, продолжая тонуть в глубине его красивых глаз.
– Совесть мучает?
– игриво изогнул он бровь и насмешливо взглянул из-под густых чёрных ресниц.
Губы затряслись сильнее. Пришлось закусить их и зажмуриться, чтобы слёзы не хлынули водопадом. В последний раз я плакала два месяца назад в самолёте. Тогда мне казалось, что вместе с влагой из меня вышли все эмоции. Отсюда такая отстранённость к происходящему.
– Любишь его?
– вдруг в лоб спросил Давид, взглядом вынимая из меня душу.
Я отрицательно замотала головой, отчаянно глотая слёзы. Нет, конечно нет! Как могу я любить кого-то, кроме тебя? Он молчал несколько секунд, пристально разглядывая меня. Словно решал: кто перед ним? Его Аня или чужая предательница, о существовании которой он не хочет больше знать.
– Ты поедешь со мной. Но сначала я разберусь с ним.
– Нет! Пожалуйста! Умоляю тебя, так нельзя. Они все узнают..., - затараторила быстро и горячо, не заметив как мёртвой хваткой вцепилась в предплечья Давида.
– Они? Кто они?
– голос Тагаева приобретает ледяные тона. Ещё несколько предложений в таком духе и милый цветочный балкончик превратится в дрейфующий айсберг.
Во второй раз за вечер кровь отхлынула от лица, вызывая слабость и головокружение. Прислонилась лбом к твёрдой груди, удерживая равновесие.
– Я все объясню, пожалуйста... не спрашивай ничего сейчас.
– Жду тебя сегодня в Фиренце, Аня.
От неожиданности я вскинула голову. Он хмурился и играл желваками.
– Но не думай, что это спасёт твоего хахаля от мучительной смерти. Только отсрочит ее.
Давид мягко выпутался из моей хватки и через несколько секунд исчез, оставив после себя оглушающую тишину. Встреча с ним, как ушат ледяной воды. Как прозрение. О чем я вообще думала, когда соглашалась на сделку?
Горько усмехнулась и провела пальцами под глазами. Тушь качественная оказалась, не растеклась смоляными разводами по лицу.
Судорожно вздохнула.
Ни о чем я не думала. Мне было страшно за человека, которого люблю. Откуда взяться здравым мыслям, если на тебя давят гранитной плитой? Если ты ощущаешь себя сапёром. Одно неверное движение, - и жизнь беспощадно размажет тебя по асфальту. Нужно было решать быстро, на горячую голову, пока эмоции бурлили в крови. Не было времени пораскинуть мозгами, все взвесить. Отсюда ошибки, но пока не фатальные, ведь так?
– Ты не себя уговаривай, Аня, а его, - горько усмехнулась и стёрла новую слезу.
Все, надо брать себя в руки. Ольховский моим побегом будет недоволен, но пусть выскажет свои претензии Давиду в лицо. Выскользнув в зал торжества, вытянула шею и отыскала глазами Моретти. Нужно всего лишь сделать больной вид, он отпустит. Обязательно.
Состроив кислую мордашку, я коснулась плеча своего спутника.
– О, синьорина, ты так бледна. Тебе плохо? Надоела вечеринка?
– обеспокоено забормотал Амадео, хмуро вглядываясь в мое лицо. Словно столь ярая пристальность поможет ему разобраться в очередной причине моего побега.