Наследник чародея. Школяр. Книга первая
Шрифт:
— Не знаю! — наконец отрезала она и отвернулась в окно. Я уныло открыл словарь и в очередной раз задумался, что мне в голову взбрело взять с собой этот тяжеленный красный «кирпич»?
От станции до нашей деревушки Бахмачеевки было аж 12 километров по проселочной дороге. Идти пришлось пешком, потому как никакого общественного транспорта, увы, не ходило.
Был, конечно, и другой маршрут — от города по автотрассе, на попутной машине или рейсовом автобусе до райцентра. Но оттуда всё равно пришлось бы идти пешком, только на пару километров побольше.
Таким образом, своей цели
Бахмачеевка была типичной деревней того времени: одна улица, 20, или около того, домов с одной стороны, и столько же с другой. Все дома — бревенчатые избы, благо лес стоял рядом за речкой с таким же названием, как и деревня, и практически однотипными. Даже местный магазин-сельпо, и тот был деревянным. Два колодца-журавля: на одном конце деревни и на другом.
Вокруг каждого дома — обширный сад-огород минимум в 30 соток, сараи, а иногда и бани. Скотину, и помногу, здесь держала каждая семья — коров, овец, свиней, гусей, уток, кур. А у некоторых были в хозяйстве даже лошади.
Выпасом скотины, коров и овец, в деревне занимались по очереди подростки: сначала из одного дома, потом из второго и так по кругу. Другую живность, вроде свиней, гусей, уток и кур, каждое утро просто выгоняли из сараев на улицу, и они паслись сами по себе, возвращаясь домой уже вечером.
Взрослые работали в колхозе. Каждое утро в 6.00 из соседнего села приходила грузовая машина, в кузов которой набивались механизаторы да скотники. Эта же машина ближе к ночи привозила селян обратно.
Из этой общей картины деревенского пейзажа выбивалась усадьба на другом конце деревни. Забор из плотно пригнанных строганных досок перегораживал улицу поперек, практически превращая её в тупик. А дом… Но если все дома Бахмачеевки выглядели обычными избами, пусть и с наличниками, украшенными затейливой резьбой, фигурными столбами-подпорками крыльца, то здесь из-за двухметрового забора выглядывал самый натуральный двухэтажный особняк-терем с островерхой куполообразной крышей и даже резными балконами.
В усадьбе жил местный лесник. Причем, несмотря на обширность надворных построек, кроме пары лошадей и двух больших лохматых собак, другой живности у него не было. Впрочем, как и не было семьи.
Семьи в Бахмачеевке, как и во всех деревнях того времени, были большие: минимум трое-четверо детей в каждой. Maman как-то рассказывала, что у неё, кроме брата дяди Славы, были еще младшие брат и сестра. Брат погиб в армии, а сестра умерла в младенческом возрасте от воспаления легких.
Моя бабушка, баба Нюша, как я её называл, уже лет пять была на пенсии. Дед Паша, несмотря на возраст, еще работал в колхозе механизатором: в уборочную комбайнером на комбайне «Нива», который больше ремонтировался, чем работал, а в остальное время, с поздней весны до середины лета, — трактористом на «Кировце».
Maman сняла петлю из кожаного ремня с калитки, пропустила вперед меня (у меня в обеих руках были сумки да плюс армейский — презент дяди Славы — рюкзак на спине), закрыла её за собой. Дверь в дом оказалась подпертой снаружи узкой доской. Кстати, двери всех домов в деревне так и закрывались — если никого не было дома, то
— Наверное, бабушка на огороде? — предположил я.
Мы прошли на огород. Баба Нюша, высокая, сухощавая пожилая женщина за 60, возилась на огороде: ловко таскала вёдра с лейкой, поливая тщательно прополотые грядки зелени на огороде.
— Мам! — позвала её maman. — Я тебе тут помощника на лето привезла. Возьмешь его на воспитание?
— Лишь бы не в рабство… — буркнул я.
Баба Нюша обернулась, поставила вёдра и неспешно подошла к нам. Критически осмотрела меня, сердито буркнула:
— Ну, посмотрим, посмотрим… Антон вон, гляди-ка, вымахал-то как! А раньше слабосилок какой-то был. Соплёй перешибить можно. А сейчас, пожалуй, и вместо лошади плуг потаскать смогёт.
— Песец! — вздохнул я. — Продали негра на плантацию!
Баба Нюша широко улыбнулась и обняла — сначала меня, расцеловав в обе щеки, потом maman.
— Ну, наконец-то приехали! А то уж цельный год вас не видели! Идёмте в избу!
Баба Нюша прошла вперед, слегка переваливаясь по-утиному, широко размахивая руками. Maman пошла следом. Я замыкал процессию. Возле двери бабушка махнула рукой в сторону пристройки:
— Вещи свои клади туда. Будешь жить там!
Я занес свой рюкзак в терраску — как называли неотапливаемую застекленную пристройку к избе. Там стояли две кровати, стол с парой стульев и шкаф. Зимой там, естественно, никто не жил — холодно. А вот летом ночевать было очень даже комфортно — прохладно, свежий воздух, никаких комаров.
На входе краем глаза отметил, что под кровать прошмыгнул крупный серый котяра. Я не удивился — живности у бабки с дедом хватало и даже с избытком. В прошлом году даже жеребенок жил. Достал из рюкзака сменку — старые школьные брюки да рубашку с коротким воротником. Джинсы таскать по деревне было жалко.
Баба Нюша и maman уже сидели за столом. На плите закипал чайник.
— Ба, а как кота зовут? — поинтересовался я, усаживаясь за стол прямо под полку иконами.
— Какого кота? — удивилась бабушка. — Кошка Нюрка живет. Моя тёзка. Вон сидит!
Она махнула в сторону русской печки, занимавшей больше половины кухни. На полочке под самым потолком сидела черно-бело-рыжая кошка и, казалось, улыбалась мне почище знаменитого чеширского кота. Я закашлялся.
— Ты что? — удивилась maman.
— А кто ж там в терраске бегает? — хмыкнул я. — Здоровый такой серый кот.
— Да приблудный, небось, какой-то! — отмахнулась бабушка. — Их здесь тьма-тьмущая!
Чай оказался неожиданно вкусным, черный, крепкий с непонятными привкусами пряных трав. Мне налили покрепче, как я и просил, и в керамический бокал, а не в кружку. Maman и бабушка пили из железных кружек в прикуску с маленькими сушками, усыпанными маком. Я взял одну, попытался раскусить и не смог — они оказались словно из камня. Я окунул её в чай, подержал с минуту, потом сунул в рот. Размякшая сушка оказалась необыкновенно вкусной. Так одну за другой, запивая чаем, я смолотил их с десяток. Maman, глядя на меня только улыбалась.