Наследник для чемпиона
Шрифт:
Что ж такое-то?
— Не беспокойся, Птичка, — отстраняясь, откидывает голову, упираясь затылком в стекло водительской двери. Смотрит из-под ресниц. Вид такой, словно устал со мной разговаривать. — За вашим домом наблюдает человек. Он будет присматривать за Ларисой Петровной, когда ты и ребенок уедете.
Как меня бесит, когда он называет Мишу так! Обезличивает, выражая более чем очевидное пренебрежение.
— Сколько еще времени займет это расследование? — спрашиваю нейтральным тоном, хотя в груди все клокочет.
—
— Ясно. Это все? Могу я идти? Миша без меня не уснет… — мой голос обрывается не так, как бы я хотела.
Я словно теряю дыхание. Да, я его теряю, конечно. Пыталась отчеканить каждое слово, а получилось… Со стороны, наверное, выглядит так, словно Тихомиров меня волнует. А мне на него плевать!
Он ничего не отвечает. Просто лениво продолжает меня разглядывать. Смыкаю губы, пытаюсь выровнять легочную вентиляцию. Но дыхание все равно кажется учащенным.
Тимур тянется ко мне рукой и берет прядку волос. Стремительно отшатываюсь и инстинктивно бью его по пальцам.
— Я не люблю, когда меня трогают, — с запозданием понимаю, как это выглядит со стороны, и пытаюсь самую малость смягчить, чтобы не выглядеть как истеричка. Да и вообще, лучше Тихомирову сразу все разъяснить. Нечего распускать руки. — Возможно, тебе трудно перестроиться, — выпаливаю взволнованно. — Но я больше не младшая сестренка твоего друга, а взрослая женщина. Ты не можешь ко мне прикасаться.
Как Тимур реагирует на мою пламенную речь? Ухмыляется, черт его подери!
— Спокойной ночи, — наконец-то мой голос звучит холодно.
Только ему хоть бы что.
— До встречи, Птичка.
Дверью хлопаю ненамеренно. У меня нет привычки портить чужое имущество, просто не рассчитываю силы. Наверное, в тот момент ничего не могу контролировать. Поднимаюсь по ступенькам, одну за другой прохожу, а в висках одно и то же стучит.
Он не помнит… Он не помнит… Он не помнит…
Полчаса назад я боялась, что Тихомиров узнает о том, что Миша его сын. А сейчас мне больно из-за того, что он, оказывается, совсем все забыл. Все. Какая жуткая ирония жизни. Впору расхохотаться над собственной глупостью, да только не получается.
— Ну, что там? — мама встречает в прихожей.
— Ничего.
— Что значит, ничего?
— То и значит. Он ничего не понял, — повесив куртку, направляюсь в ванную. Уже взявшись за ручку, спрашиваю у мамы крайне спокойным голосом: — Присмотришь за Мишей, пока я в душ схожу?
— Конечно. Иди. Я пока начну ему читать.
— Спасибо.
Старая Полина, несомненно бы, расплакалась. Но не я. Все эти эмоции проходящие. Больше неважно. Для меня имеет весомое значение лишь мой сын. С ним все хорошо, и я счастлива. А завтра, когда все стихнет и забудется, буду еще счастливее.
[1] «Well done» — максимальная степень прожарки стейка.
8
Птичка
— Мам, холодец снова не застыл, — со вздохом сообщаю я, глядя на хлипкое желе.
— Черт возьми, — ругается за моей спиной мама, непрерывно стуча по клавишам. — Гори он синим пламенем, этот холодец! Чтобы я еще его готовила!
— Ну, ничего страшного. Растопим и съедим первого числа, как бульон, — захлопнув дверцу холодильника, распечатываю сыр и выкладываю его на доску. — Помнишь, папа так любил? — улыбаюсь.
— Помню, конечно, — голос мамы меняется, становится мягче. На какое-то время она даже тарабанить по клавиатуре перестает. Пару секунд молчит, а потом важным тоном выдает: — Подсыпь-ка конфет в вазочку, а то опустела, — и возвращается к своей книжке.
— Опустела? Сама по себе? — хмыкаю я. — Точишь сладкое, как бобер дерево. А потом анализы плохие.
— Ну, доня… Не начинай эти бессмысленные проповеди. Ела, ем и буду есть. Подсыпь.
Подсыпаю, конечно. Наткнувшись взглядом на чашу с соусом, хмурюсь.
— Ты заправила оливье?
— Да! — выкрикивает мама, как делает всегда, когда у нее какой-то «эмоциональный момент» идет.
— Чем ты его заправила?
— Майонезом!
Теперь выругаться хочется мне.
— Каким майонезом, мам? Где ты его нашла? Я для чего соус делала?
— А откуда мне знать? — искреннее удивляется, поднимая на меня взгляд. — Ты на кухне главная.
— Я тебе сказала: «Мам, вот соус. Заправь, пожалуйста, оливье». Я тебе сказала! А ты, получается, сидела за своим ноутбуком и, как обычно, делала вид, что слушаешь!
— Только не надо на меня кричать, — обиженно поджимает губы, но я-то знаю, что на самом деле все мои возмущения ей до фени. Делает так, чтобы я скорее отвязалась.
— Я не кричу, — выравниваю дыхание уже после этой фразы. — Просто Миша любит оливье, и я готовила его специально для него.
— Ой, ну сколько там этого майонеза? Чайная ложка, — вздохнув, кривит губы, закатывает глаза и качает головой. — Знаешь, есть такой синдром «яжемать»? Так вот, ты — Полина-я-же-мать!
Долго злиться на нее невозможно, но это уже за гранью моего терпения.
— Я не люблю такие шутки. И вообще…
— Ой, иди скорей сюда, — резко меняя тон, мама громко смеется и подзывает меня рукой. — Глянь! Глянь! А?
Заглядываю в ноут и все же чертыхаюсь.
— Что за ужас, мам? Кто это сделал?
Изображение выглядит как постер к сериалу на телеканале «Россия», только в главной роли не известные отечественные актеры, а Тихомиров и я, криво приклеенные друг к другу в фотошопе.
— Я! Это сделала я! Правда, круто получилось? — визжит и хохочет мама. — Арт для моей авторской группы, читатели любят визуализацию. И я надеюсь, что из Майами ты мне будешь присылать настоящие фотки. Ну, а пока…