Наследник императора
Шрифт:
– Она рассказывала о тебе.
В первое свое путешествие вглубь Дакии Приск встретил девушку, которая утверждала, что она дочь прежнего царя Диурпанея. Она назвалась царевной и по узкой тропе привела двух лазутчиков Рима к тайному проходу в горах. Она подарила римлянам эту тропу из мести и одновременно любви – ибо Приск отслужил одну из самых чувственных своих служб во славу Венеры в тех горах. Много позже, когда настал час, Приск провел подаренной тропой Адриана и его отряд в обход перевала Боуты. Но, указывая путь, он даже в мыслях запретил себе вспоминать о встрече в горах, ибо не желал, чтобы легионеры нашли тайную хижину и странную царевну, больше похожую на помешанную девку. Теперь он против воли вспомнил о ней, ибо безумное совпадение – встреча с Архелаем – свою суть могло подтвердить еще более безумным скрещением дорог. Он вдруг понял то, в чем прежде боялся себе признаться, и вот внезапно истина открылась – будто упал занавес в прорезь театральной сцены, – Дакия была для него страной мифов, где возможно все, невозможное в Риме. Здесь можно было спуститься к Стиксу – как полагал Тиресий, и встретить живого бога – как утверждал Архелай, здесь в таинственной хижине принимала простого воина на своем ложе царевна, здесь, умирая, воин не умирал, а уходил в лучшую и вечную жизнь. От этой причастности к тайне у Приска закружилась голова.
– Она действительно двоюродная сестра Децебала? – торопливо заговорил центурион. – Дочь прежнего царя? Она утверждала: ее брата Децебал принес в жертву Замолксису перед началом войны…
– Все именно так. Все так… – кивал в ответ на каждый вопрос Архелай.
– А где теперь царевна?
– В Сармизегетузе.
– Но я не видел ее!
– Еще увидишь…
Засыпая, Приск так и не пришел к выводу – верить греку или нет. Архелай отворил дверь со словами: «Ты пришел, Приск». Но он мог сквозь оконце-бойницу верхнего яруса башни увидеть, как подходит к дому одинокий путник, и узнать его – лучи солнца как раз светили Приску в лицо, центурион был без шлема, и плащ упал с его головы. Во всем остальном ничего сверхъестественного не наблюдалось. Да, были совпадения, но они порой столь невероятны, что люди постоянно толкуют об избранности, предзнаменованиях, о знаках богов, заказывают гороскопы, верят в особые знаки, пишут на свинцовых табличках проклятия, закапывая их на перекрестках дорог…
Опять же известие о царевне объяснялось вполне по-земному: она сама рассказала обо всем Архелаю…
И все же… Иные совпадения могут свести человека с ума.
«Если я встречу его еще раз, много лет спустя, и он будет так же молод и так же божественно красив, я поверю, что он – бог», – решил центурион, засыпая.
Пока что Архелай оставался для него ловким обманщиком, который, однако, готов был помочь римлянину.
Наутро Архелай разбудил Приска, поставил на стол соленый козий сыр, рыбу, хлеб, а после завтрака вывел из башни к тропе и сказал, что она приведет римлянина в долину Стрея.
– Уйдешь со мной? – спросил Приск.
В ответ Архелай лишь отрицательно покачал головой.
– Мы встретимся еще?
– Неизвестно.
– Здесь будет большая война.
– Я знаю, – отвечал Архелай. – Но Траян подойдет к Сармизегетузе только следующим летом. – Он указал на сверкающие на солнце вершины, и взгляд Приска невольно последовал за его рукой. – У меня есть время…
О да, божественное откровение! Приск и сам бы мог так предсказывать: этой весной Траян не успеет подготовить армию, а идти на Сармизегетузу на исходе лета – глупейшая глупость. Траян уже один раз попробовал воевать по снегу в этих горах и наверняка зарекся. Значит, основной поход случится только через год: императору незачем больше торопиться – Лонгин умер. На следующий год Траян выступит рано по весне, минует в начале мая перевалы, в июне будет штурмовать крепости в горах.
– Можно тебя попросить: уведи отсюда царевну, пусть ее не будет в этих местах будущим летом, пусть она уйдет на восток, в земли костобоков, до которых не дотянется римский меч… – Приск замолчал и обернулся.
Архелая рядом не было.
Дальше Приск двигался медленно, как ни пытался спешить. Людей он не встречал – как ни странно. Попадались олени, зайцы, один раз волк, уже немолодой, недолго тащился следом, но так и не решился напасть. Иногда Приску казалось, что встречи с Архелаем вообще не было, что пригрезились ему башня и ночевка в тепле. И это он сам себе – интуитивно – указал верный путь к римскому лагерю.
Наконец он увидел людей – их было трое, и они шли ему навстречу. Закутанные в длинные дакийские плащи, они зарывались в снег, как либурна зарывается в волны. Один тащил за спиной гетский лук. Трое… Приск прикинул, сможет ли он справиться. Вряд ли. Бежать? Вновь сыграть в Горациев и Куриациев? Нет, он слишком измотан, чтобы заставить троицу преследователей растянуться на тропе. К тому же ему не одолеть сильного противника одним ударом. Остальные подоспеют и…
Ну что ж, пусть идут. Он остановился, сдернул плащ и обнажил меч.
– Можно я выстрелю в него из лука? Погляжу, как получится? – предложил дак-лучник на отличной, классической латыни, какой учат только в самых лучших столичных школах.
– Фламма? – изумился Приск.
– Я всегда говорил, что этот наглец самоуверен! – отозвался еще один знакомый голос. – Тирс, ты только глянь – он хочет биться с нами один!
Кука? Ну да, Кука! Старина Кука!
И вместе с ним Тиресий. У Куки смуглая кожа посерела от холода, Тиресий отпустил солидную бороду и сделался еще более мрачен. А Фламма обзавелся трофейным луком.
– Ребята, вы просто не представляете, как я вас всех рад видеть! – воскликнул Приск, кидаясь им навстречу.
Но ноги почему-то подкосились, и он растянулся на снегу.
– А ты по виду теперь просто заправский дак, – сообщил Кука, вытаскивая старого товарища из сугроба и обнимая.
Свежая рана даже под одеждой отозвалась болью.
– Как вы меня нашли? – изумился Приск.
– Вообще-то мы гнались за тобой от самой Дробеты, да не успели – тебя с Лонгином схватили прежде, – поведал Кука.
– Нас взяли в плен возле Баниты.
– А… – пробормотал неопределенно Кука. – Как раз там мы и не были. Видимо, разминулись. В этих горах и летом легко заблудиться, а зимой только и делаешь, что ходишь по кругу. А что Лонгин? Остался у даков?
– Умер. Принял яд.
– Смело, – только и сказал Кука.
– Точь-в-точь Катон Утический, – тут же попробовал найти подходящую аналогию Фламма. – Правда, Катон поразил себя кинжалом… Но это неважно, яд или кинжал, главное: Гней Помпей Лонгин умер за Рим!
– Заткнись, – сказал Тиресий.
Он повернулся и зашагал обратно по следу в снегу.
– На, глотни! – Кука протянул Приску свою флягу.
Центурион не отказался. Вино было теплым и почти неразбавленным.
– Я устал, – признался Приск. – Смертельно…
– Не раскисай. Пошли! – Кука хлопнул его по плечу. – Хорошо бы до темноты попасть в лагерь.
– В лагерь?
– В лагерь на Бистре. Мы там зимуем.
– Хорошо устроились?
– Хуже чем в Байях, – вздохнул бывший банщик Кука. – Но терпимо.