Наследник из прошлого
Шрифт:
Скандал, конечно, мой отец устроил на славу, да только пергамент, написанный пурпурными чернилами и заверенный печатью великого логофета, он справить не успел, и это превратило мою жизнь в сущий ад. Матери бы отказаться от всех претензий, взять денег и жить в достатке, но она, будучи женщиной чрезвычайно недалекого ума, стала искать справедливости, и на том погорела. Ее отшили во всех судах, отклонили все ее прошения, а потом превратили в полнейшее посмешище. А спустя некоторое время и вовсе пустили слух, что не князь Остромир стал мне отцом, а неведомо кто, потому как матушка моя — ветреная девица. Через два года хождения по мукам нас выслали за сто первую милю, ибо она слишком упряма оказалась. Все твердила, что своими глазами видела те документы…
Ссылка ее и подкосила. Мать не выстояла в борьбе против всего мира и умерла в полной нищете, презираемая
Сотня работала без перерыва, ведь потери среди лимитантов, как называли пограничные части, дело чуть более, чем обычное. Его царственности Брячиславу II требуется постоянный приток свежего мяса. Желающих наниматься солдатами в нужном количестве уже давно не находилось. Сейчас же не благословенные времена первых императоров, когда за службу жаловали наделы в Италии и Африке. Там теперь и клочка земли пустой нет… Ее даже в Силезии и Дакии не найти, не то что в плодородной Италии. Вся империя обжита и засеяна, от Гамбурга до Нубийской границы, кроме разоренных набегами пограничных земель. Участь солдата считается сейчас одной из самых незавидных, прямо как в 4 веке, когда императоры гребли в армию всех кривых и косых. Служба двадцать четыре года, а потом, коли выживешь, получаешь коленом под зад и грошовую пенсию. Вершина карьеры для отставника — должность городового стражника, если сможешь денег на мзду накопить. Ах да! Это еще не все. Следуя установлению Валентиниана I, призывников клеймили как рабов, а согласно закону от 386 года тем, кто рубил себе большой палец, дабы избежать призыва, полагалось сожжение на костре. Я задрал рукав левой руки и полюбовался на поблекшую армейскую татуировку. И меня тоже заклеймили: орел с тремя головами, одна вперед смотрит, а две других — в стороны. Головы эти знаменовали триединство Римской Империи и ее частей — юга, севера и востока. Запад был потерян сотни лет назад. Под орлом выбит личный номер и годы службы, которая у меня пока даже не началась. Я ведь отрок еще. Вот так-то…
При всем этом, жизнь в империи довольна неплоха, стабильна и выстроена словно в армии. На самом верху — три императора: Константинопольский, Александрийский и Братиславский. У каждого есть наследник-цезарь, облаченный в пурпур волей отца или деда, и свора великих князей, сыновей действующего императора. Обычно цезарем становится старший сын, но так происходит далеко не всегда. Могут выбрать любого по прямой линии, даже внука, если заслуги перевешивают. Под императорской семьей стоят князья — законные потомки Золотого рода, степных ханов и словенских владык, чудом уцелевших в «Войне братьев» 658 года. Среди них много таких, кто едва концы с концами сводит, получает пенсион и служит в Приказах или в армии. Десятое колено нынешнему государю, или вовсе не родня… Ниже стоят нобили — государевы компаньоны, дьяки из старых семей, бояре и патрикии. А уж под ними — купцы, мастеровые из ремесленных гильдий, смерды, они же крестьяне-артельщики, и наемные рабочие на мануфактурах. В самом низу этой пирамиды находились холопы — обращенные в рабство преступники и те, кого привели из походов в виде добычи. Их дети уже свободными людьми считались.
Особняком от этого всего стояла армия, церковь и Орден святой Ванды Миротворицы, или просто Орден. Их еще называли черными, или кромешниками… Говорить о них с наступлением темноты считалось дурной приметой. Черные вроде бы как христианство исповедовали, только какое-то свое, непонятное никому. Превыше Иисуса почитали они святую Ванду, воплощение Высшей справедливости. Такая религиозная каша для империи — дело обычное. В деревнях бабы святой Людмиле молятся, в армии — Георгию Змееборцу, а граждане столицы превыше других почитают святого Григория Крестителя.
Впрочем, так только на Севере жили, о порядках в Константинополе и в Александрии
Жизнь здесь была довольно проста и логична. Не судим? К святому причастию ходишь? К городской общине или к артели крестьянской приписан? Под наблюдением святого Ордена не состоишь? Подати вовремя платишь? Если все ответы положительны, то и храни тебя господь, добрый человек! Иди с богом, у императорских дьяков (или нотариев) нет к тебе претензий.
Здесь у каждого есть свое место в жизни. Любой человек приписан к роду, артели или гильдии, и каждый знает свой шесток, кланяясь вышестоящему. Как понять, кому кланяться? Да по мундиру, который здесь носят даже пекари-цеховики. Я тоже ношу мундир, и мое место — мясо, солдат-лимитант. У меня же выпуск после летней практики. Скоро пошлют куда-нибудь на границу с Тюрингией… Нет, там вроде спокойно сейчас. На восточную границу пошлют. Она немирная уже лет сто как. Степь бьется о пограничные замки в Карпатах железной волной. А сейчас, говорят, когда Кыргызский каган Тоглук вдребезги разбил мадьяр, там стало совсем плохо. Едва держится та граница, потому что степь где-то на Алтае снова пришла в движение, сдвинула вперед целые народы и уперлась в Карпаты. Так уже случалось не раз.
Мадьяры с печенегами переправились через Волгу и стали теснить болгар. Сперва они резались без пощады, а потом внезапно остановились и начали мириться. Болгарский каган отдал свою дочь за хана мадьяр Арпада, и они все вместе обратили взор на запад. Степь стала тесна для них. С востока поджимали тюрки-кыпчаки, на север не пускали князья Рюриковичи, которые были защищены поясом непролазных лесов и засек, а вот за Карпатами… Там располагалась империя, безумно богатая Римская империя. И у варваров горели от жадности глаза. Каган Крум II мог посадить в седло войско в сто двадцать тысяч сабель, и противопоставить этому хоть что-то северная империя была неспособна. Четыре легиона, ополчение однодворцев и пограничные части могут не сдержать такую орду, если она попрет всей силой. Да и не уведешь легионы со своих мест, враги со всех сторон голодной пастью щелкают. Привычный баланс сил разрушен, и пока что император Брячислав просто слал кагану дань, раз за разом покупая мир. Степняки давно уже взяли города Закарпатья от Киева до Галича. Они прошлись до Мурома, Гнездова, Дедославля и Кордно, что в княжестве вятичей, но добычу получили ничтожную, и интерес к тем землям потеряли. Рабов продать в империю нельзя, а в степи много их и не нужно. Челядь гонят в султанаты, осколки Халифата, через Кавказскую Албанию и владения хазар. Но зачем это все, когда рядом ветшающая империя, которая упорно делает вид, что сейчас времена Мечислава Великого, железные легионы которого дошли до Атлантики и Пиренеев. Северная империя надорвалась, разоренная его бесконечными победоносными войнами, и с тех пор замкнулась в своих границах, лишь отбиваясь от наскоков варваров.
Я валялся в казарме, на скрипучей лежанке, а вокруг меня, пересвистываясь на все лады, без задних ног дрыхли отроки из моего взвода. Тощий матрас, набитый слежавшейся комками ватой, ворох тряпья под головой и колючее одеяло — вот и вся моя постель. Спальный покой казармы благоухал запахами портянок, пота и бобов, которые давали на ужин. Слабый, едва заметный светлячок лампы не мог разогнать густую пахучую тьму, и лишь освещал кусок грубой каменной кладки позади себя. И вот на кой он нужен, спрашивается? Все равно ведь ничего не видать. Хотя, нет… Три фигуры зашли в спальню и решительно двинулись ко мне.
— Вставай, говнюк! — кто-то пнул ногой по ножке кровати. — За нами иди!
В больной голове вспыхнуло еще одно воспоминание. Волков, Любимов и Туровский, отроки из первого, господского, взвода. Они потомки знатнейших родов, верстанных в бояре еще императором Само. Первый взвод и кормили отдельно, и учили на совесть. Они — дети нобилей, будущая элита. Пока первый взвод изучал географию, историю и риторику, остальные семь горбатились на кухне, на огородах и в конюшнях. Сотня давно уже кормила сама себя и выпускала по большей части полуграмотную пехоту, которая знала только счет, грамоту и Закон Божий. Больше ей ничего и не надо было.