Наследник
Шрифт:
— Добрый день, Генрих, — на правах хозяина первым поздоровался Руге. — Я позволил себе сделать заказ, если в не возражаете.
— Добрый день, Фридрих, — здороваясь с адмиралом, Мюллер неожиданно подумал, что во главе специальных учреждений рейха стало очень много говорящих на хохдойч[1] с акцентом. Он — баварец, начальник абвера и его собеседника в том числе, генерал Эрвин Лахузен фон Вивремонт — австрияк, военный министр Кай-Уве фон Хассель родом из Восточной Африки, начальник Генштаба генерал Буркхард Мюллер-Гильтебрандт — из Лотарингии, а «дипломат» Целлариус вообще родился подданным кайзера Российского. Впрочем, мысль эта, промелькнув, скрылась где-то в глубине. —
Пока официант расставлял приборы и блюда, собеседники обсуждали погоду. Вспомнили и новую посмертную выставку акварелей ставшего вдруг популярным художника-импрессиониста и архитектора, скончавшегося девять лет назад. Генрих в принципе не интересовался такими мелочами. Но раз уж завел разговор, приходилось соответствовать. Тем более, что пара неплохих картин этого художника на военную тему висели в коридоре главного здания его департамента.
— Признайте же, что акварели Адольфа выполнены более зрелой манере…, - похоже, Руге, не так давно назначенный на должность пытался таким образом «прокачать», как говорили в РНХА, своего собеседника.
— Поверьте, Фридрих, даже такой дилетант в живописи, как я, — не стал увиливать от неожиданной темы Мюллер, — заметит, что акварели герра Гитлера хороши. Но не более того. Выполнены, я полагаю, более профессионально, особенно поздние. Но в них нет той искренности и экспрессии, как в его фронтовых картинах. Вспомните знаменитую «После боя». Взгляд солдата, сидящего на краю забитого трупами окопа… Такое не придумаешь и впечатление от этого запоминается на всю жизнь.
— Может быть, вы и правы, Генрих, — неожиданно согласился адмирал. Отпустил закончившего сервировать стол официанта, предупредив, чтобы без вызова не беспокоили. И сразу преобразился из вальяжного бюргера на отдыхе в собранного капитана боевого корабля на мостике перед боем. Чему Мюллер нисколько не удивился. Он-то знал, что «кабинетный историк и теоретик» Руге начинал службу в колониях на колониальной канонерке, успел поучаствовать со своим корабликом в Тихоокеанском конфликте и поработать вместе с адмиралом Канарисом в военно-морской разведке.
— Я думаю, мы обойдемся без тостов, — поднимая рюмку со шнапсом, предложил Руге. Выпили. Быстро, по-солдатски зажевали. — И без предисловий, — откладывая вилку, добавил адмирал.
— Мне, как крестьянину, — хитро улыбнулся Мюллер, — такой подход нравится. Поэтому сразу начну с претензий. Скажите-ка мне, герр Руге, почему ваша служба скрывает важную информацию от моих мальчиков?
— Какие? — совершенно искренне удивился Руге.
— Например, участие ваших людей в военном перевороте в Чили. О чем мы узнали постфактум[2] и из других источников. Или о разоблачении штатовского агента в бурской резидентуре.
— Задержка вызвана всего лишь необходимостью внутреннего расследования, — тут же возразил Руге.
— Ха-ха-ха, — плебейски хохотнул Мюллер. — Коллега, давайте все же разговаривать честно. Я знаю, что вы знаете, что я знаю…
— Тем более, о чем может быть разговор. Не об этих же пустяках? — наигранно удивился Руге.
— Разговор о доверии, — ответил Мюллер.
— Доверять нельзя никому, — отбрил его Руге, осклабившись.
— Да, в наши дни доверять нельзя никому, — согласился Генрих. И добавил, улыбнувшись. — Мне — можно…
Еще пару минут они препирались на темы доверия-недоверия и прочих моральных и бюрократических моментах взаимной нелюбви двух служб. Потом дружно вспомнили про горячее, открыли накрытые крышками тарелки… и на время приостановили словесную баталию. Процесс наслаждения
— Как я понимаю, ваш аналитический центр накопал что-то такое, отчего вы развили активную деятельность? — нейтрально-вежливым тоном спросил он у Мюллера. — Именно поэтому вы сейчас здесь, а ваш заместитель Шушниг сейчас пытается найти общий язык с Целлариусом.
— Да, — коротко ответил Мюллер. — Мои мальчики просчитали несколько вариантов того что сейчас происходит и чем это может закончиться. С учетом всех имевшихся в распоряжении управления данных.
— Так, — Руге кивнул. После чего замолчал на несколько минут, прикрыв глаза. Мюллер сидел тихо, не мешая собеседнику обдумывать полученную информацию.
— Кто? — лаконично спросил Руге.
— Скорее всего — англичане и американцы, — столь же коротко ответил Мюллер.
— Уверены? — уточнил Руге. — Не одни американцы?
— Именно англичане и американцы вместе. Даже несмотря на внешнее охлаждение отношений, у них очень тесные отношения на уровне деловых кругов, секретных служб и военных, — ответил Генрих. — Сведения надежные, — добавил он. — Цели — мы и русские. Сначала спровоцируют новый виток напряженности между нашими державами, вплоть до разрыва союза. А потом разобьют по одиночке.
— По военным — есть такие данные по флотским кругам. Но они и до этого имели неплохие отношения, еще с Великой войны, — подтвердил Руге. — Неподтвержденные и недостоверные сведения есть по армии. Вы полагаете, все серьезнее, чем просто отдельные переговоры с целью снижения напряженности в двусторонних отношениях? К тому же, как они собираются вести войну? Запретят нам или русским применять атомное оружие? Даже у нас или русских в одиночку хватит чисто стратегических бомбардировщиков и ракет, чтобы нанести им неприемлемые потери. Игра не стоит свеч.
— По имеющимся сведениям, все намного сложнее и опаснее. Они ведут совместную работу, причем разработали и пытаются воплотить в жизнь оригинальный план. Умники, скорее всего из английского Генштаба, для американцев слишком сложно. Разработчики плана нашли слабые места в концепции гарантированного атомного сдерживания. Они вспомнили опыт войн с Китаем. Предварительное разложение жизненных сил страны и разрушение структур управления — вот ее соль. Наркотизация населения, организация противоправительственных сил, индивидуальный террор, вооруженный мятеж, гражданская война, убийство самодержца — все это должно создать хаос в управлении, условия, при которых некому будет отдать команду и на нанесение атомного удара и ли нажать кнопку. Не следующий за разгромом в войне, а предшествующий ей хаос. И пораженную этим хаосом страну можно брать голыми руками. Вы заметили, что в мире становится все неспокойнее? Нам так и не удалось установить настоящий орднунг в Африке. Если же колонии серьезно взорвутся, будет очень сложно их замирить. В самой метрополии появилось слишком много недовольных существующим положением вещей, слишком много пацифистов, социалистов, индивидуалистов. Бюргеры слишком обросли жирком и не хотят рисковать своим благополучием. У русских, судя по имеющейся информации, ситуация немногим лучше, чем у нас. Слишком длительный мирный перерыв. Слишком хорошо мы стали жить и мало кто хочет отказаться от масла ради пушек. Это придает теоретикам нового метода войны новые надежды на возможность реализации их разработок на практике.