Наследник
Шрифт:
– Да, - ответил я, после некоторой паузы из-за задумчивости.
Эту паузу, не сомневаюсь, будут обсуждать в обществе, особенно в противовес быстрому «Да» моей супруги.
При выходе из Казанского собора собралось большое количество людей, которые со счастливыми лицами приветствовали молодоженов, а лакеи несли подносы с серебром за императрицей, мной и Екатериной, чтобы одаривать подготовленных юродивых, сирых и убогих. Впрочем, не сильно-то они и были «сирые», даже одеты были в чистое и не драное.
Екатерина была прекрасна. Эта молодая женщина, знала толк в уходе за собой. Она
Держалась моя жена величаво, строго, но улыбчиво. Она дарила притворные улыбки всем, особенно, стараясь выказать любезность сановникам, находящимся в фаворе. Я пытался соответствовать и лучился внешне счастьем, а сам желал… да нормально поесть я хотел. Говение перед свадьбой, суточная бессонная подготовка, пара пирожков, украдкой подсунутых заботливой Краузе – вся еда за более чем сутки. Потом обряд, выход к людям, переезд, долгое поздравление, бал с обязательными танцами, в основном ненавистная кадриль. Как после такого труда молодым резвиться в первую брачную ночь?
Между тем, все подобные мероприятия – это окно возможностей. Где еще можно пообщаться с теми же послами.
– Ваши высочества! – обратился к нам с Екатериной Аксель фон Мардефельд.
Посол Пруссии в России выглядел далеко не под стать образу рослого прусского гренадера. Это был изрядно толстенький человек под пятьдесят лет, с короткими ножками и ниже среднего роста. Чуть съехавший парик открывал залысины на его голове.
– Господин посол, рады приветствовать Вас, - решил я перехватить нить разговора. – Как поживает наш дядюшка, король Фридрих?
– О! Мой король счастлив вашему браку и желает многие годы и здорового потомства. А так же выражает безмерную родственную любовь к вам, - высокопарно, задирая вверх свой острый нос, словоблудил Мардельфель.
– Майн херц, а тебе не интересно, какой подарок приготовил нам король Фридрих? – обратился я к Екатерине, отыгрывая влюбленного простачка.
Я-то знал, что король не приготовил подарка, так как, по своей прижимистости считал сам факт сведения меня с Екатериной величайшим подарком. Но пусть посол выкрутится.
– О, конечно же Вам, Великая княгиня, передадут подарок в самое ближайшее время, - загонял себя в лужу посол.
Все это говорило, что подарка нет, но я его приобрету за свой счет и передам от имени своего короля. Вот и пусть подсуетится, денег на шпионов Фридрих не жалеет, есть средства у посольства.
– Барон, мой супруг, конечно, шутит, от дядюшки Фридриха нам достаточно любви, - встряла Екатерина, которая насупилась сразу же, как я начал управлять разговором с прусским послом.
Мне это не понравилось. Это уже своего рода начало игры Великой
– Сударь, если моей жене и достаточно подарков, то я бы не отказался от лучших в мире прусских штуцеров, а то мои потешные полки вооружены только мушкетами не лучшей выделки, - вновь я проявил мнимую взбалмошность и ребячество.
– Конечно, я скажу своему королю о вашей просьбе, - улыбнулся Мардельфель, переводя разговор из категории «мальчик обижается, что нет подарка», в категорию «мальчик просит штуцеры, преклоняясь перед прусским оружием».
А это уже разные вещи. И в последней интерпретации я прошу снизойти Фридриха, а не стыжу его за невнимание к своим племянникам. Маленький, плюгавый, толстенький, но скользкий дипломат этот Мандерфельд. Молодец! А мне то что? Были бы те самые штуцеры, которые ужасно дороги, в русской армии, насколько я узнал, может один нарезной ствол на целый полк и сыщется.
– А еще, мой король и я, его верный слуга, очень будем огорчены, если русский солдат будет стрелять в прусского, тем более из наших лучших в мире и очень малочисленных штуцеров, и готовы многое отдать, чтобы не допустить такого развития ситуации, - сделал посол очень тонкий намек на толстые обстоятельства.
Я задумался… Послезнание точно говорит, что Фридрих не воевал в 1740-е годы ни с Репниным, ни с Ласси. Что-то там произошло, что страны пошли на уступки друг другу и прусский король признал императором Священной Римской империи, чтобы не признавать женщину, мужа Марии Терезии. И если рискнуть и, к примеру, взять деньги с пруссаков, пообещать — не воевать, а оно и по факту послезнания сражений не предполагается...
– Барон, я могу очень сильно подумать о том, что кровь русского солдата, как и прусского, не может более проливаться в этой войне, по крайней мере, наши солдаты не должны стоять в строе друг против друга, еще бы время найти на такие мысли, понять, как именно их донести любимой тетушке, то очень много сил и средств уходит на обустройство семейных гнездышек, все так дорого стоит, - уже не намекал я, а прямо говорил: «Дай денег, немчина! Даже мои мысли стоят денег».
– Я услышал Вас, Ваше Высочество, мы можем быть на Вашей стороне и даже пропустить армию генерала Репнина в Голштинию через свои земли, - Мардельфельд поклонился мне, а потом и Екатерине. – Великая княгиня, я в восхищении, только женщина с идеальным вкусом, воспитанная достойными родителями могла подобрать столь изящный наряд.