Наследники Ассарта (Капитан Ульдемир - 4)
Шрифт:
– А его вообще к тому времени быть не должно.
– Легко сказать.
– Рыцарь, неужели Охранителя никак нельзя подменить?
– Пытались, ты же знаешь. А теперь и вовсе безнадежно. Мы не справимся… Тело подменить – и то не сумели, а теперь и тела-то нет больше. Только дух, а он-то всегда остается сам собой. И ни мне, ни тебе с ним не справиться. Что-то мешает…
– Похоже, я догадался, в чем дело. Наверное, он и есть тот человек-датчик, по которому там, внизу, судят о положении дел. Так что если мы его не нейтрализуем – все усилия окажутся ни к чему. Как-то придется постараться…
2
Великий донк Плонтский велел головной машине своей колонны на полной скорости мчаться в город и позаботиться, чтобы Наследнику и его матери, не говоря уже о самом донке, был оказан необходимый прием – самый торжественный, какой полагался только высшим представителям Властвующего семейства: на ступень выше, чем даже Великим донкам Ассарта. Остальные же машины убавили скорость, чтобы во дворце успели совершить необходимые приготовления. Плонт не боялся попасть в засаду: планы генерала Ги Ора были ему известны, и он сам успел еще стать свидетелем того, как войска Пpедводителя Армад (еще не ведавшие об исчезновении своего главнокомандующего) начали выдвигаться к границам Мертвого кольца, чтобы затем пересечь его и встретить банды донка Яширы на запланированных рубежах.
И действительно, на всем расстоянии, разделявшем Сомонт и Плонт, никто не попытался остановить машины и по ним не было сделано ни одного выстрела. Правда, колонна Великого донка выглядела по нынешним временам весьма внушительно, и какая-нибудь мелкая разбойничья шайка вряд ли рискнула бы совершить нападение.
Впрочем, такие шайки, надо полагать, успели уже прослышать о перемещении сил Охранителя от центра к периферии – и наверняка стали совершать обратный маневр: бандиты всегда чувствуют себя увереннее там, где мало войск и прочих казенных сил.
Так что колонна Великого донка Намира прибыла в столицу донкалата благополучно.
Приказы и распоряжения Великого донка выполнялись всегда неукоснительно и в полной мере. Поэтому встреча началась еще задолго до того, как машины достигли юго-восточных городских ворот. Люди с факелами плотной цепью стояли по обе стороны дороги. Звучала торжественная музыка. Не успевал умолкнуть один оркестр, как впереди уже начинал другой. Волнами перекатывались приветственные возгласы. Несмотря на поздний час, людей было множество, и все они оделись по-праздничному – в наряды, что извлекались из шкафов не более пяти раз в году.
Дело тут было не только в том, что Намира Плонтского так любили в его уделе (хотя его и любили, конечно, потому что боялись, а крутость его была всем известна и не раз доказывалась делами), но и в тех неизбежных искажениях, которые всегда возникают при распространении любой информации. В данном случае суть заключалась в том, что до населения известие о прибытии донка Намира с Наследником и его Матерью дошло в форме сообщения о том, что Великий донк решил наконец жениться и теперь прибывает то ли с невестой, то ли уже с женой, а также и с наследником. Это последнее обстоятельство никого в городе не смущало, потому что в донкалате Плонт, где с рождением детей всегда было не очень-то ладно (сказывался, надо думать, высокий радиационный уровень, неизбежный при таких залежах и разработках радионуклидов), усыновление или удочерение детей, привезенных из более благополучных в этом смысле мест планеты было делом обычным и даже почетным. И сейчас то, что сам Великий донк привез из столицы не только жену, но и ребенка, делало главу донкалата более близким для его подданных, показывая, что и ему ничто человеческое не чуждо, и у него есть обычные потребности и слабости – ну, и тому подобное. Хотя всем давно было известно, что по женской линии слабости Великого донка были, так сказать, весьма сильными, и не одна плонтская девица могла бы многое рассказать об этом – это как-то не принималось в расчет. Все искренне жалели о вдовстве своего повелителя и о его бездетности, и сейчас большинство подданных, надо полагать, радовалось совершенно искренне и как-то не думало о том, что приезд супруги и ребенка намного увеличит расходы Дворца, а оплачивать их придется, как всегда, самим налогоплательщикам. Но об этом они успеют еще подумать завтра – и во все предстоящие дни.
Поэтому и по дороге, и позже, на улицах, ярко освещенных (поскольку Плонт, единственный из донкалатов, не переживал никаких энергетических затруднений: станция уцелела, а топливо было свое), и донка Намира, и Лезу с ребенком приветствовали горячо и искренне. А когда машины остановились перед дворцом и приехавшие вышли, их прямо-таки забросали цветами и оглушили радостными криками.
Такое Леза переживала впервые в жизни. Даже в мечтах ее не бывало ничего подобного. И когда она ступила на расстеленный перед машиной ковер и донк Намир, взяв под руку, медленно и торжественно повел ее по лестнице, широкой и пологой, к гостеприимно распахнутым дверям, а слуги, стоявшие от входа до машины, почтительно склонялись и негромко, вполголоса произносили пожелания счастья и долгого века (хотя такое и не предусматривалось ритуалом, но, видно, с первого взгляда молодая женщина уж очень им понравилась – или они хотели, чтобы понравилась), и когда дом обдал ее теплом и музыкой – у нее от счастья закружилась голова, и преследовавшее всю дорогу сожаление о том, что Ур Сюта больше с нею не было, как-то рассеялось, почти не оставив следа. Она даже не поняла, но просто почувствовала, что предложенное ей Великим донком Намиром было куда важнее, сладостнее и надежнее, чем даже хороший партнер по кровати.
А еще более она убедилась в этом, когда, после того, как ей были указаны покои, в которых ей впредь следовало жить (а они были, кстати сказать, роскошнее, намного роскошнее тех, в которых обитала Ястра в Жилище Власти и которые Лезе удалось увидеть во время визита, закончившегося ее арестом). Наследник был уложен в постельку и оставлен на попечение целой толпы нянюшек и докторов. Донк Намир приказал челяди оставить их вдвоем в Малом рыцарском зале перед ярко горевшим камином и, почтительно пригласив ее присесть, повел, не откладывая, разговор о будущем – ближайшем и более отдаленном.
– Мать Наследника и моя прекрасная властительница, – сказал он ей негромким, но весьма проникновенным голосом. – В этом доме, в этом городе, в этом донкалате я – полновластный хозяин по праву рождения и по праву признания. Вы могли убедиться в этом уже по дороге сюда. И если вы согласитесь – вы будете не менее полновластной хозяйкой всего этого, а ваш сын впоследствии с полным на то правом займет мое место. Поверьте мне: повелевать донкалатом Плонт – не самая худшая судьба. Я бы сказал – одна из лучших, вообще мыслимых в этом мире. Вы согласны?
Не сводя с него глаз, продолжая удивляться повороту своей жизни, она лишь безмолвно кивнула.
– Я очень рад. Но все это – как я уже давал вам понять – не цель, но всего лишь исходная точка. Это – то, что у нас уже есть. Но может быть – и будет – намного больше.
Леза поняла, что имел в виду Намир. Он же с удовольствием заметил, каким жарким пламенем вспыхнули ее глаза – и вовсе не потому, что огонь камина отразился в них.
– Я хочу, чтобы вы сразу поняли меня, – продолжал донк. – У вашего сына есть законное право на Ассарт. Но право – ничто, если оно не поддерживается силой. Вы спросите: на какие же силы рассчитываю я – и может рассчитывать, следовательно, ваш сын? Говорю об этом сегодня и сейчас, несмотря на то, что вы устали с дороги, потому, что не хочу, чтобы между нами оставались неясности. Уже в ближайшие часы и дни мне, но в первую очередь – вам придется принимать важные и бесповоротные решения. И необходимо, чтобы вы при этом располагали знанием всех обстоятельств.
Она почувствовала, что тут ей нужно улыбнуться – нежно и благодарно. И это удалось ей без труда – потому что сейчас она была и в самом деле исполнена благодарности, а значит – и нежности.
– Я не устала, донк Намир, – сказала Леза при этом.
– В таком случае, я продолжу. Мои планы таковы: я не намерен немедленно выступать, чтобы ввязаться в драку между войском Пpедводителя Армад, столь гнусно обходившегося с вами…
Она подняла ладонь, как бы отвергая не названное, но, наверное, подразумевавшееся: