Наследники Фауста
Шрифт:
– Да что же вы, в самом деле!… - я сдернула с него берет и бросила под ноги; рывком притянула к себе; упершись руками в его плечи и подпрыгнув, села на мешок и подол платья вздернула выше колен.
– Мы здесь вдвоем…
Дверь распахнулась. Он вздрогнул, как от удара. Я испустила сдавленный визг и закрыла лицо руками.
– Эй, кто тут?
– повелительно рявкнул голос.
Мы не отозвались. Они - и вправду двое - подошли ближе. Я глядела сквозь пальцы. Солдаты, но не городской стражи, одеты куда более роскошно: так бы нарядилось огородное пугало, если бы захотело вволю потешить гордыню. (Может,
Солдат, наемников и прочих подобных людей я боялась с детства. Разум твердил, что они обычные парни, крещеные христиане, как и мы, что есть у них отцы и матери, жены и дети, просто ремесло у них такое - силой побарывать силу, и если не мешать им, то ничего страшного не случится. Но душа вопила: нет, все не так, они хуже турок и московитов, каждый из них сделает что угодно с тобой и с любым, кто слабее его, и Господь их не накажет, потому что служат они не Ему, а Марсу или иному свирепому языческому богу… Если я не обмерла без памяти на месте, то лишь оттого, что было недосуг.
– Эге-е… Что это вы тут делаете?
Тонкий и коварный вопрос. Жалобно всхлипывая, я сползла с мешка. Слава Господу, «друг моего сердца» наконец-то смекнул, что я задумала. Он не повернулся к ним, делая вид, что оправляет одежду, и вскричал срывающимся голосом:
– Кто… что вам надо?!
– Ты погляди, - сказал один другому, - это же ведьмин заступник, дружок Фауста. И с девкой!
– Вот погань!
– ответил второй.
– Что делать будем?
– Я спросил, что вам нужно.
– Ведьмин заступник оправился от смущения и заговорил сердито и нагло, как, вероятно, и подобает застигнутому блудодею.
– Ищем твою подружку, грязную польскую ведьму.
– Какую ведьму?! Ваши ведь сказали, она сгорела, и черти ее побрали, чего вы теперь от меня-то хотите!
– Сгорела-то сгорела…
– Придержи язык, - оборвал его первый.
– Так что вы тут делали?
– Вас дожидались. Мы оба, я и эта добрая девушка, только и мечтали о том, как бы вас увидать… - Закинув руку назад, он ухватил меня за платье и притянул к себе. Я, продолжая всхлипывать, уткнулась ему в плечо.
– Не тревожься, сердце мое, эти люди не причинят нам вреда.
– Ты мне дурака не валяй. Толком говори.
– Мы воздавали хвалу Венере. Или, чтобы вам было ясней, стремились осуществить нашу любовь.
– Ха! Предавались блуду - так это зовется!
– Собирались предаться. Если бы не ваша неусыпная бдительность, погибли бы наши души и тела, как пить дать… Могу ли я в третий раз спросить, что вам надобно?
– Это не твое дело.
– Так у вас дело не ко мне? Счастлив слышать.
– Он обнял меня, заслоняя от факелов, и вежливо вопросил: - Быть может, на этом распростимся и займемся каждый… своим делом?
– Ну наглец! А вот мы тебя сейчас препроводим…
– Ты это брось, - сказал старший.
– Твое дело - исполнять приказ, а время дорого. Марш!… Хотя… Ну-ка, потаскушка, открой личико!
Я поспешила выполнить столь душевно высказанную просьбу.
– Да нет, дурак ты. Та была старая.
– Сам дурак, она же ведьма. А ну-ка перекрестись!
Последнее
– Ну ты ослище. Такую ведьму я тебе на любом углу… Эх, девонька, и не совестно? (Я отвернулась и не ответила.) Со стариком, да добро бы с почтенным человеком! Ты глянь-ка на себя: где он тебя валял?
– Не твое дело!
– неожиданно для себя огрызнулась я.
– Ишь ты, потаскуха, как заговорила! А ну поди сюда…
– Брось, я сказал. Нашел время - по кобелям да сукам. Марш! Пошли!
– Да этот-то как же?
– не унимался второй.
– А если он что-нибудь колдует, а мы упустим?
– Колдую? Ты считаешь это дело колдовством?
– блудодей мерзко ухмыльнулся.
– Сам никогда не пробовал?…
– Тьфу! Пошли, я сказал!
– старший уже рычал (отчего-то не гаркнул во всю глотку, как у них заведено, заметила я про себя).
Но второй попался дотошный, или очень уж ярый противник распутства, или же крепко обиделся на шутника:
– Так что, не возьмем их, что ли? А ну как он знает, где она?
– Приказа не было, - с сомнением протянул первый и, что-то вспомнив, снова рыкнул: - И заткни свою пасть, не болтай!
– А я что? А если он… Ну давай хоть обыщем тут!…
– Попрошу я вас, почтенные господа, - перебил их господин Вагнер, - коли уж не уходите, посветите-ка мне…
Сказав так, он взглянул на меня, будто никаких солдат рядом и в помине не было. Седые вихры растрепались, глаза были шальные, и кривая улыбка растягивала губы. Сердце мое захолонуло, с чего-то пришла на ум страшная история про гаера, который, играя убийцу, вправду зарезал товарища. Но у меня была своя роль, и оставалось только молчать. Тыльной стороной ладони он провел по моей щеке, заставил поднять подбородок и глядеть ему в глаза. (Стыдятся ли блудницы? В первый раз, наверное, да…) А потом крепко обнял и поцеловал, и было это не лицедейство. Захоти я вырваться, не смогла бы.
Я не вырывалась, а сама обняла его, и так мы стояли. Глухо, как за стеной, доносились голоса: один будто бы грозил «прислать кого следует», а другой приказывал убираться, и чтобы духу нашего больше тут не было… Потом они исчезли, а мы все стояли, прильнув друг к другу и не размыкая объятий, теряя не только разум, но и самые свои сущности, как меркурий и сера в жаре алхимического горна…
Он опомнился первым. Руки его разжались, и меня обожгло стыдом и ужасом.
– Ушли, все-таки ушли… Простите меня, - прошептал он; впрочем, сугубого раскаяния в сих словах не слышалось. Я не ответила, не умея справиться с лихорадочной дрожью и странным комком в горле.
– Вы и вправду дочь Фауста.
О чем это он? Хотя можно угадать: уж верно, тот, кого звали зловонным вместилищем многих бесов, был и развратником. Он, уловив двусмысленность, торопливо пояснил:
– Удивления достойно, у него было то же свойство: предчувствовать близкую опасность. Выходил в одну дверь, а в другую входила стража… Мария, вы сердитесь?
– За что же? Ведь я сама… выбрала такой способ.
– Я надеялась, что мой голос звучит твердо, что я и на сей раз сойду за расчетливое и бесстрашное создание, хладнокровно сделавшее то, что следовало сделать для их и своего спасения.
– Я должна благодарить вас, ведь я не успела и объяснить, что задумала.