Наследство хуже пули
Шрифт:
– Якорь, – пробормотал, покусывая губы, Андрей. – Это якорь.
– Зачем ты его сбросил? – вскричал Вайс.
– Я его не сбрасывал.
Быстрый осмотр дал некоторые результаты. Теплоход стоял на месте. Его корма, развернувшись на сто восемьдесят градусов, беспомощно покачивалась на волнах. Остановка судна на скорости, видимо, производилась впервые, поэтому стальной лист носовой части выгнулся, как крышка консервной банки, и теперь представлял собой унылое зрелище.
Через полчаса движение возобновилось.
– Мартынов… – пробормотал Вайс, приблизившись к Андрею. – Я не знаю, что ты там задумал, но если опять что-нибудь
– Стреляй, – разрешил Мартынов, еще не отошедший от толчка. – Но сначала выясни, жива ли она там…
За час, до того как случился этот разговор, в кабинет старшего следователя Ордынского РОВД Бабушкина вошел высокий мужчина лет около тридцати пяти и, поздоровавшись с хозяином, уселся на любезно предложенный стул.
Через четверть часа, то есть по окончании монолога следователя, начальник отдела РУБОПа по борьбе с бандитизмом молча стал лапать себя по карманам в поисках сигарет. Не найдя, смахнул со стола пачку Бабушкина и вытянул из нее сигарету.
– Это невозможно. Мартенсон мертв, – дважды рубанул он, и от следователя не ускользнуло, что майор зачем-то спрятал взгляд.
Бабушкин устало выбрался из-за стола и, распахнув полы пиджака, подошел к окну. Что он там высматривал, было не ясно, однако Метлицкий понял, что разговор предстоит долгий. Следователь, что очевидно, не из тех, кто с легкостью смахивает дела в ящик, едва ему намекнут на то, что они не подлежат расследованию. Он из тех, кто упрямо будет копать землю, если есть хотя бы один процент вероятности того, что под носом есть трюфель. Следующая фраза Бабушкина его в этом только убедила.
– Послушайте, – тихо, но упрямо произнес следователь, не отворачиваясь от окна, – я звонил вам не для того, чтобы получить эту информацию. И я, и вы теперь, выслушав меня, прекрасно понимаете, что Мартенсон жив. Мы говорим об одном человеке. Русском эмигранте, зачем-то вернувшемся на родину. По-видимому, он уже начудил здесь предостаточно, и у меня есть все основания полагать, что он начудит еще. Если вы не считаете возможным быть со мной откровенным, я просто сообщу в ГУВД области, и тогда, если Мартенсон всплывет в окружении каких-либо происшествий, беды вам не миновать. А происшествия, надо полагать, будут не из разряда нарушений правил дорожного движения. Я, конечно, могу добраться до истины сам, но если случится непоправимое, я вынужден буду сообщить вашу фамилию как фамилию человека, пожелавшего воспрепятствовать установлению истины и задержанию опасного преступника. Если вам угодно общаться со мной в таком формате, то, пожалуйста, возвращайтесь в Новосибирск…
Около минуты Метлицкий молчал и изучал тлеющий сигаретный окурок. Потом решительно вмял его в пепельницу и кивнул на стул, точно зная, что в оконном стекле Бабушкин видит каждое его движение.
– Садись. Вот уж не думал, что когда-нибудь снова придется к этому возвращаться… – И через полчаса, выкурив дневную норму, Метлицкий, устало откинувшись на спинку стула, закончил: – Такие дела, Бабушкин. Напрасно ты забрал у него паспорт и деньги. Сейчас он уже нашел, верно, новые документы, и это невероятно затруднит его розыск. И было бы лучше, если бы ты сам ко мне приехал. Сейчас придется ворошить
– Никаких проблем, – ухмыльнулся Бабушкин. – Мне собраться – только подпоясаться.
Через час, стреляя мышкой по фотокарточкам, появляющимся на экране монитора, Метлицкий и ордынский следователь будут искать знакомое лицо в базе данных отдела паспортно-визовой службы области. Однако еще до того момента, как оба они, дрогнув сердцем, укажут на экран, где будет красоваться фото и данные под ним: «Громов Андрей Алексеевич», случится одна забавная история.
В кабинете раздастся телефонный звонок, и дежурный по управлению, весьма довольный тем, что хоть одно должностное лицо находится в столь поздний час на рабочем месте, сообщит:
– Роман, тут мне каждые полчаса какой-то шкет названивает, да я понять ничего не могу. Какие-то дяди, какие-то теплоходы… На психа вроде бы не похож, психи в его возрасте не о теплоходах, а о заминированных школах рассказывают. Да и час такой, что до ближайшей контрольной по математике далековато…
– Сейчас спущусь, – пообещал Метлицкий и, оставив Бабушкина наедине с компьютером, сошел по лестнице в дежурную часть.
– Послушай разговоры, – и дежурный, отмотав на резервном магнитофоне десяток метров пленки, включил воспроизведение.
«…– Дядя милиционер, я звоню с пристани в Шарапе. Какие-то козлы затолкали дядю Андрея на теплоход и собираются отплывать.
– Тебя как зовут, мальчик?
После длительной тишины снова слышится вопрос дежурного:
– Мальчик, ты тормоз?
– Меня зовут Костя.
– Хорошо, Костя, кто такой дядя Андрей?
– Я не тормоз.
– Мы это уже выяснили. Кто такой дядя Андрей и зачем его козлы затолкали на теплоход?
– Ты почему такой тупой, ментяра? Я тебе говорю – козлы с оружием пришли и затолкали дядю Андрея на теплоход. Вам нужно срочно ехать в Шарап и накрывать всю эту шайку, а вместо этого ты мне задания задаешь!»
Через двадцать четыре минуты:
«…– Дядя милиционер, это опять я, Костя. Я на теплоходе.
– Молодец, Костя.
– Где подкрепление?
– Костя, давай я угадаю. У тебя родители уехали в город, бабушка спит, а тебе не спится? У тебя под одеялом, кроме телефона, есть еще деревянное ружье и фонарик… верно?
– Дядя, давай я теперь угадаю. У тебя в голове, кроме ваты, нет ничего совершенно. У меня садится трубка, и, если ты не дашь команду катерам брать на абордаж наш теплоход, скоро тебе, подполковнику, присвоят очередное звание – майор».
Через двадцать семь минут:
«…– ГУВД, дежурная часть, помощник дежурного Савельев.
– Дай-ка мне дядю.
– Какого дядю?
– С которым я полчаса назад разговаривал.