Наследство хуже пули
Шрифт:
И в этом свете совершенно страшно сейчас стоять вот так на русском вокзале на какой-то периферии и чего-то ждать. Тебя освещают лучи заходящего солнца, а ты настолько беспомощен, что боишься даже собственной тени.
Город Новосибирск. Сема Холод, друг по Хатангинскому лагерю строгого режима. Вот то, что ему сейчас нужно. Пытаться просить кого-то подбросить до столицы Сибири – глупость немереная. С такой рожей нужно лежать в лесу неделю и зализывать швы. Но и потом без денег никто не повезет.
Нужен один телефонный звонок. Номер мобильной трубки Холода Андрей знал
С тоской в глазах Андрей повел взглядом по снующим туда-сюда перспективным пассажирам и стал отметать одну идею за другой.
Самой глупой показалась мысль, которая не только приходит в голову первой, но и обязательно реализуется уличным отморозком, коим Мартынов никогда не был: тупо завести за угол какого-нибудь фраера и впечатать апперкот в печень. Времени хватит и на разговор, и на сигарету, если таковая в карманах фраера найдется, и на возврат фраеру телефона.
Второй отвергнутой мыслью был банальный «подрез» сумки. За нее тоже стало стыдно: «щипачем» Мартынов не был и в худшие времена.
Попросить трубку у первого встречного позвонить тоже не удастся. Это в Вегасе можно подойти с разбитым лицом к кому угодно и сказать – так, мол, и так, напали, избили, забрали деньги, паспорт и карточку социального страхования. Нужно, дескать, срочно связаться с адвокатом. И – дадут!
Здесь не дадут. Начнут кричать «караул!» или что-нибудь в этом роде, чтобы привлечь внимание толпы и ментов. Россия! Обязательно подумают, что хотят отобрать.
Но если и дадут, то обязательно запомнят и потом, когда подвернется случай – а он подвернется сразу, как только милиция начнет спрашивать, – опишут. Изымут трубку, вычислят номер, отождествят, и уже через час Холод будет отвечать на вопросы. Ответит, конечно, еще как ответит. Но нужны ли Холоду такие проблемы?
Вспомнив о том, что голова порой спасает от реального срока, Андрей осмотрелся и двинулся к стихийному рынку, раскинувшемуся у правого крыла вокзала. По дороге он едва не столкнулся плечом с женщиной, покупавшей в киоске диски для DVD. Симпатичная женщина лет сорока с небольшим на вид набирала в пакет коллекцию, направленность которой Мартынов определить так и не смог. «Код да Винчи», «Фантоцци против всех», еще что-то, но последним в окошечке показался диск «Лгун, Лгун» с Джимом Керри. Мартынов усмехнулся.
Проблема русских следователей заключается в том, что они не знают английского. Проблема американских копов – в незнании русского. Кем только в первые месяцы нахождения в США, когда был без работы, Андрей не назывался! Его задерживали за драку с неграми в Queen, и он представлялся копу, терпеливо выжидая, пока тот напечатает на машинке названную фамилию – Raspinayzhopenko.
А когда начиналось выяснение подробностей того, почему русский белый парень сломал челюсть одному афроамериканцу и нос другому, Мартынов перегибался через стол и совершенно спокойно отвечал на этот вопрос на русском, хотя уже тогда сносно знал английский. «What is this «poshol na kher»?» – уточнял коп, и Мартынов объяснял, что так в России друг с другом разговаривают друзья, стремясь
«Как ваша фамилия?» – спросил сегодня Бабушкин, и Мартенсон ответил: «Лгун».
– Извините, – буркнул он женщине с дисками и прошел в ряды с вещами. Он голову на отсечение готов был отдать – весь день Бабушкин сбивался с ног, пытаясь выяснить, каким судом, когда и за что был осужден его подозреваемый с еврейской фамилией Лайер.
Времени на раздумья уже не оставалось. Нужно было действовать наверняка. Стремительно выискав взглядом китайца у широкого прилавка с джинсами, Мартынов подошел и поинтересовался:
– Кому платишь, веснушчатый?
Тот завел песнь, знакомую Андрею с Чайна-тауна, поэтому пришлось навалиться бедром на прилавок так, что тот покосился. Схватив двумя пальцами торговца за воротник, Мартынов дернул его на себя, и кривоногое тело поехало к нему по прилавку, сметая на землю товар.
– Ты, балаболка, находишься на территории Российской Федерации, – сообщил он переставшему верещать китайцу, – китайский здесь не катит. Повторять вопрос не буду, но, если сейчас услышу еще хоть слово не на русском, окончательно заклею шары, – и в доказательство своих слов Мартынов свободной рукой дотянулся до лежащего на соседнем торговом столике тюбика моментального клея и поднес к лицу жертвы.
– Бычков. Бычков Вова, – сказал китаец на чистом русском. Предполагать, что это он Бычков Вова, было бы глупостью, поэтому Мартынов ослабил хватку и приказал:
– Звони.
Китаец с третьего раза сумел набрать на своем мобильном номер и стал говорить Вове Бычкову, что он бы рад отдать сегодня деньги, но это вряд ли получится, поскольку если торговать лежа, то никакой торговли решительно получиться не может. «Крыша» Вова, видимо, попросил отдать трубку тому, кто поставил его клиента в такое неудобное для бизнеса положение, потому что китаец, уже несколько приободрившись, протянул мобильник Мартынову.
– Ну, – сказал Андрей.
– Ты кто? – спросил Вова Бычков.
– Конь в пальто. Сейчас я этого гундосого отпускаю, но в десять жду тебя у вокзала для разговора, – отключился и набрал нужный номер. – Сема?..
– Мартын?!
– Ни слова больше. Я на автовокзале в Ордынске. У меня ни копейки, меня могут «принять» в любой момент.
– Через час за тобой приедет машина. Убери себя подальше и выйди только тогда, когда увидишь черный «Крузер». Мои люди проверят вокзал, и, если все в порядке, стекло на задней левой двери будет опущено. Смело выходи и садись. Я буду рад тебя видеть…
Бросив на прилавок телефон, Андрей оглянулся и понял, что вопрос, которым он терзал себя весь полет от Нью-Йорка в Москву, получил свой ответ. «Что изменилось в России за те пять лет, что я там не был?» – думал он, разглядывая облака над Атлантикой.
Ничего не изменилось. То, из-за чего он мог оказаться в полицейском участке в Вегасе уже через пять минут, на рынке в Ордынске было по-прежнему привычным делом. И то, что могло оказаться незамеченным в Вегасе, здесь или в любом другом городе Страны Советов могло явиться причиной его задержания.