Наследство Карны
Шрифт:
— Ты слишком церемонишься с ней. Она не должна…
— Кроме меня, у нее есть ты. А ты далеко не всегда с ней церемонишься.
Вениамину нечего было возразить, и он улыбнулся.
— Но она все-таки пошла?
— Да. Но сперва прочитала мне вслух из Библии про распутство. Она собиралась прочитать это и Дине.
— И что ты сказала ей?
— Что хотя когда-то эта Библия принадлежала Дине, Дина вряд ли оценит, если она прочтет ей это вслух.
Вениамин
— Они как-нибудь договорятся, — равнодушно заметил он.
Анна вытерла перо, промокнула написанное пресс-папье и закрыла журнал.
— Может быть, — сказала она задумчиво. — Похоже, Карна на нас сердита больше, чем на Дину. Неприятно видеть тех, кого любишь, такими, какие они есть…
Вениамина охватила тревога. Заметила ли это Анна?
— Вернемся к Акселю. Что мы будем с ним делать? Прошло столько лет! — Он быстро взглянул на нее.
Она с улыбкой наблюдала за ним:
— Ты хочешь, чтобы я тебе сказала, к кому из нас он посватается — ко мне или к Дине?
Он засмеялся, положил ноги на стол и откинулся на спинку стула.
— Как я понимаю, он собирается жениться на третьей женщине. И ты еще не вдова!
— Значит, он посватается к Дине, — сказала Анна.
— Ты забыла, что он собирается жениться?
— Думаю, это пустые угрозы, чтобы заставить Дину обратить на него внимание.
— Да ты просто сыщик!
— Нет. Но мне интересно, понравится ли тебе Аксель в роли отчима.
— Не понравится, черт бы меня побрал!
Когда до Вениамина дошло, что она говорит серьезно, он вспылил:
— Что ему делать в Нурланде?
— Он может стать помощником своего пасынка, — съехидничала Анна.
— Тебя не пугают поступки Дины? — раздраженно спросил он.
— Нет, после всего, что ты рассказал мне в пакгаузе Андреаса.
— Ты сказала ей, что все знаешь?
— Конечно нет! Но надеюсь, она сама вскоре мне расскажет.
— Почему ты так думаешь?
— Она начинает с мелочей… например, с Акселя.
— Она тебе неприятна?
— Неприятна? Нет. Одно время я немного боялась ее. Мне казалось, что она может проделать это еще раз. Но если ты примирился с этим, значит, могу примириться и я.
Вениамин вдруг подумал, что школьники любят Анну, хотя она не разрешает им шуметь на уроках.
— Кроме того, она принимает меня такой, какая я есть. А это редкое качество для свекрови, — прибавила Анна.
— Откуда ты знаешь, что она тебя принимает?
— По-моему, она всегда ясно дает понять, если ей кто-то не нравится.
— Я имел в виду: откуда ты знаешь, какие бывают
— Я переписываюсь с моей сестрой.
— И вы обмениваетесь опытом относительно свекровей?
— Нет, это она жалуется и на свекровь, и на мужа. Я не жалуюсь. — Анна стала серьезной.
— Почему же?
— Я сама тебя выбрала.
Он перегнулся через стол, взял ее руки и поцеловал кончики пальцев.
— Думаешь, все дело в выборе?
— Да. И уж раз я сама сделала выбор, сама и должна терпеть, если бывает больно.
— А бывает больно? Из-за меня?
— Я отказалась от своей прежней жизни.
Он смотрел на ее коротко остриженные ногти.
— Из-за меня?
— Из-за себя. Мне нужен был ты.
Она пошевелила пальцами в его руке. В нем проснулось желание.
— Иногда мне кажется, — сказал он, — будто мы — семена, которые несет ветром. Ты и я. И это моя вина.
— Потому что ты не можешь вырваться отсюда?
— Да. Ты разочарована, что я ничего не добился, чтобы ты и твой отец могли гордиться мной?
— Не говори глупостей! То, что ты делаешь здесь, в тысячу раз важнее, чем торчать в Копенгагене над микроскопом. Неужели ты сам этого не понимаешь?
— Иногда я бываю разочарован в себе.
— Тогда почему ты не уедешь отсюда?
— Не знаю… Наверное, не хватает предприимчивости.
— Ты достаточно предприимчив, но, может, что-то удерживает тебя здесь?
Вениамину стало стыдно. Он попробовал увидеть себя ее глазами. Кто же он на самом деле, черт побери?
Он сидел на стуле для пациентов и держал во рту ее пальцы. Желание росло и волновало его, он заметил, что она все понимает.
Но у него в сердце горели полные отчаяния глаза Ханны. Он разрывался на части. И вдруг услыхал свой игривый голос:
— Госпожа докторша, не можете ли вы выписать мне лекарство от непостоянства и трусости?
— Нет, милый господин Грёнэльв. В аптеке нет такого лекарства. Вам придется найти его в собственной душе.
— Вы считаете, что у меня есть душа?
— Несомненно. Но в последнее время вы слишком увлеклись внешней стороной жизни и не замечаете, что упускаете день за днем. Вы сделались слишком нужны своим больным и перестали замечать, что упускаете также и ночи.
— Что же мне делать, госпожа докторша?
— Вы должны рано ложиться спать вместе с вашей женой, и это доставит вам радость, хотя вы и не можете увезти ее в Копенгаген, чтобы там портить себе глаза за микроскопом.