Наследство Карны
Шрифт:
Аксель повернулся к Ханне.
— Фру Олаисен, могу я пригласить вас на танец, раз уж у нас будет музыка? Вы разрешите? — обратился он к Олаисену, который закашлялся, глотнув табачного дыма.
— Вы разрешите? — повторил Аксель.
Олаисен кивнул.
Удивленные глаза Ханны смотрела на Акселя. Пелена как будто спала с нее. Сперва в ее глазах был испуг, словно ей казалось, что он слишком высок для партнера.
Потом она оживилась. На ней было желтое платье, украшенное лентами кофейного цвета. Черные волосы заколоты на затылке в тяжелый пучок, они поблескивали, когда Ханна поворачивала голову. Какая Ханна красивая, когда выходит из своей оболочки, подумала Карна.
Анна с улыбкой сидела за роялем, бабушка склонилась над виолончелью.
Они заиграли цыганскую мелодию, грустную и одновременно веселую.
Аксель поклонился Ханне и вывел ее на свободную площадку между столиками и роялем. Он держал ее, словно она была хрупкой маленькой куклой. Кружил и смотрел только на нее. Со стороны казалось, что верхняя часть его туловища — плечи, шея и крупная голова — то и дело падала на Ханну.
И Карна вдруг подумала, что не всегда тот, кого побивают каменьями, бывает плохой. Как он держал Ханну! Отстранив от себя, словно боялся, что она может об него уколоться, но так крепко, что ее ноги едва касались пола.
Это видел и Олаисен. Он расстегнул воротничок и манжеты. Несколько раз, прикрыв один глаз, смотрел в рюмку с коньяком, как будто обнаружил в ней дырку.
Потом Аксель пригласил на танец Карну. Но Карна наотрез отказалась. И он продолжал танцевать с Ханной, больше уже не спрашивая разрешения у Олаисена.
Анна и бабушка заиграли что-то незнакомое и быстрое. Аксель приподнял Ханну и закружил ее. Когда танец кончился, папа зааплодировал. Ханна уже не была такой бледной, как вначале.
— Олаисен, благодарю вас за ваше великодушие! Ваша жена изумительно танцует! — Аксель поцеловал Ханне руку и отвел ее к Олаисену.
— Карна! Спой нам, пожалуйста! «Ты — мой покой» Шуберта, — попросила вдруг бабушка.
Карна уже думала, что о ней все забыли и что бабушка так и не попросит ее спеть. Но она не забыла! И Анна успела приготовить ноты, покуда Карна шла к роялю.
Карна была счастлива. Она постаралась стать поустойчивее, и в то же время она не чувствовала под собой пола. Стала невесомой. Сейчас она могла бы даже летать. И она сама, и мир обрели необыкновенную легкость. Как дуновение ветра.
Анна взяла первые аккорды, и все, кроме музыки, перестало существовать. Радость Карны была необъятна, как горе. Они захотели послушать, как она поет! Наконец захотели!
Она открыла рот и протянула первые слова сквозь музыку. Бережно. Осторожно. И все присутствующие исчезли, хотя она знала, что они сидят там. Слова звучали тихо-тихо. Только для нее.
Когда она спела гётевского «Короля в Фуле», Аксель, не переставая аплодировать, подошел к ней. К удивлению Карны, на глазах у этого датского великана блестели слезы. Неужели это и в самом деле так грустно?
Ближе к ночи, когда Карне уже полагалось спать, Аксель опять стал таким, каким был на пристани.
Он заговорил о том, что называл «бедой медицинской науки».
— От женщин отрезают кусок за куском. Словно это говядина.
— Перестань! — воскликнула бабушка.
— По-моему, хорошо, что врачи своими операциями возвращают людям здоровье, — сказала Анна.
— Здоровье! Айзек Бейкер Браун из страха перед так называемой женской истерией, эпилепсией и душевными заболеваниями искалечил сотни женщин, прежде чем его остановили.
— Но ведь он был англичанин? Истории известны случаи, когда некоторые из них делали людям полостные операции только затем, чтобы узнать, какой пудинг те ели, — сказала Анна.
Папа с удивлением посмотрел на нее.
— Вениамин! Мы с тобой должны заняться гинекологией. Вместе! Женщин нужно спасать.
— Почему же вы этого не делаете?
— Вот именно, к чему все эти разговоры? Почему бы не заняться делом?
— Аксель, ты считаешь, что оперировать женщин становится манией?
— А ты? Неужели тебе не известен этот вид безумия? Некоторые врачи — настоящие мракобесы и фанатики. Они оперируют, чтобы приобрести известность и набить руку. А в результате изуродованные, несчастные женщины даже не знают, что лишились некоторых жизненно важных функций и органов.
— Но это же преступление! — воскликнула Анна, — И это происходит до сих пор?
— Да. Правда, не в таких размерах, как в шестидесятые годы. Теперь пострадавшие стали протестовать. Ведь нанесенный им ущерб нельзя исправить. Часто такие операции проводятся без согласия мужей.
— При чем тут согласие мужей? Разве режут их плоть? — спокойно спросила бабушка.
— А что врачи оперируют? — Карна не могла удержаться от вопроса. Она видела, что взрослые совершенно забыли о ее присутствии.
— При сальпинготомии у женщин из полости живота удаляют важные органы даже в тех случаях, когда с медицинской точки зрения в этом нет необходимости, — сказал Аксель. — Это преступление. Некоторым хирургам место не в больнице, а в мясной лавке.
Карна хотела спросить, что такое сальпинготомия, но вдруг почувствовала усталость. Папа взглянул на нее, словно хотел сказать: «Не обращай внимания на Акселя. Он всегда такой».
— Но ведь какие-то болезни лечатся только так? — спросила Анна.
— Нервные расстройства. Женская истерия, эпилепсия. Возможно, и душевные заболевания…
— Эпилепсия не является ни женской истерией, ни душевным заболеванием, — ледяным голосом сказал папа, глядя в глаза Акселю.