Наследство Карны
Шрифт:
Анна подготовилась к встрече с Диной, но все-таки чувствовала себя неуверенно. Единственный и последний раз она видела Дину в Иванову ночь в Дюрехавене шесть лет назад. Анна была тогда несчастна и не думала ни о ком, кроме Вениамина. Но несколько писем от Дины помогли ей понять ее.
— Добро пожаловать! Я так рада, что ты приехала! — Она обняла Дину.
Дина отстранила Анну от себя и оглядела ее:
— Ты молодец, Анна! Я в тебе не ошиблась. Вениамин, тебе очень повезло!
Люди
Нет, о жене доктора никто не мог сказать худого слова. Но она трудно сближалась с людьми, хотя и заменяла учителя, когда тот бывал занят. Дети любили ее. Она никогда не прибегала к розгам. И пела в церкви. Так красиво, что даже ангелы могли бы заплакать.
Докторша была слишком изысканная и хрупкая. И никто не видел ее на лугу во время сенокоса. Но было в ней что-то, наверное, в этой докторше, если она нравилась и пробсту, и сопливым ребятишкам. Только вот больно уж она тщедушна, и талия у нее чересчур тонка, так что едва ли в Рейнснесе дождутся наследников.
Однако на пристани об этом не говорили. Упаси Бог! Там люди только слушали и смотрели, пуская слюни, точно новорожденные телята.
Зато потом! Они разбились на группы и за чашкой кофе судачили на эту тему. Тема придала неповторимый вкус печенью и сдобным булочкам. Событие дня было приправлено старыми сплетнями. Словно обычный имбирь заменили щепоткой редкого шафрана.
— Стине, я привезла тебе луковиц и семян! Некоторые из них мне прислал мой знакомый из Голландии!
Радость разгладила смуглое лицо Стине, оно посветлело, словно переродилось. Лишь избранным дано видеть такую красоту, но, раз увидев, они хранят ее, и таким образом она становится бессмертной.
Фома ее видел. И он понимал, что после отъезда Дины, кроме него, мало кто ценил Стине.
И оттого, что Дина не переставала удивляться и переменам в Страндстедете — новым домам, пароходной пристани, — и тому, что они все не поленились приехать сюда, чтобы встретить ее, все стало как будто обычным, и Фома отвечал ей как доброй старой знакомой.
Он принялся рассказывать, что пароход больше не заходит в Рейнснес, а жаль, но в этом виноват прогресс. Андерс кивал, поддакивая Фоме. Он согласен, они всем обязаны Вилфреду Олаисену, этот человек умеет добиваться того, чего хочет.
Дина обещала вернуться в Страндстедет и познакомиться со всеми новшествами поближе. Но сейчас ей хотелось поскорее увидеть Рейнснес, оказаться в синей кухне Олине и вспомнить вкус ее рыбного супа.
Взяв Карну за руку, она по очереди оглядела всех и выразила удивление, что они не исхудали без стряпни Олине.
И тогда Карна в четвертый раз за этот день услыхала
Но папа заметил это и взял ее на руки, хотя она была уже большая. Она уткнулась носом в его сюртук из грубого сукна и снова увидела, как Олине распрямилась, лежа на полу в кухне, и не захотела говорить с ней. И ненадолго день перестал быть таким, каким был до того, как бабушка заговорила об Олине.
Однако взрослых уже занимало другое, и бабушка взяла Андерса под руку.
— Андерс, ты совсем не изменился! Это противоестественно! — И она нежно сказала что-то на чужом языке.
Карна ничего не поняла, и Андерс, конечно, тоже. Тогда бабушка толкнула его в бок, как он обычно толкал Карну.
И, прижавшись к папе и ощущая его тепло, Карна поняла, почему Андерс толкал ее в бок именно так — ему тоже не хватало игр с бабушкой.
Поняла она также, что именно в такие дни и творятся чудеса. О таких днях часто говорила Стине. Они случаются редко. И потому надо быть внимательным, а то не заметишь разницы между этими днями и всеми остальными.
Подумать только, стоило этой незнакомой бабушке приплыть на пароходе, как сразу все изменилось! Все сияли. Видно, они уже забыли, как их огорчило сообщение в газете о приезде бабушки!
Когда лодка приблизилась к берегу, бабушка сняла шляпу с вуалью, ботинки и чулки. Расстегнув жакет и подобрав юбки, она прыгнула в ледяную воду. И одна вытянула лодку с людьми на берег!
Карна была поражена.
— Вот как надо! Вот как принято в Рейнснесе! — воскликнула бабушка, словно все время жила тут, а остальные только что приехали сюда из Берлина. Она пошла босиком по дорожке, посыпанной гравием, а деревья склонялись к ней и махали ветвями.
За бабушкой растянулись все остальные, неся ее вещи. Если она останавливалась, останавливались и они. Последняя остановка была у крыльца.
Бабушка задержалась на мгновение и оправила юбку. Потом обернулась и крикнула, широко раскинув руки:
— Прошу всех в дом! Идемте! Идемте!
И все пришли. Все, кто работал в Рейнснесе. И работники, которые были заняты на полях, и все домочадцы — служанка, Бергльот, Сара. Сперва они смущались. Но потом радость преобразила их. Как и всех остальных.
Карна верила, что после музыки моря главное в жизни — радость. Радость была заразительна, и ее сильные руки дотягивались до всех.
А как изменилась Анна! Она сияла!
Может, дело вовсе не в самой бабушке, а в том, что она так радуется и не скрывает этого. Радуется и возвращению в Рейнснес, и встрече с ними. И главное, что для них это неожиданность.
Может, и они, как Карна, ждали чего-то другого?
Потом все как будто куда-то помчалось, и слишком быстро наступила ночь. Склонив голову, бабушка настраивала виолончель. Прислушивалась. Они с Анной разбирали ноты. Анна сказала, что Карна должна им сыграть.