Наследство Пенмаров
Шрифт:
— Я ни в кого не влюбился. Люблю я ее.
— Но ты…
— О Боже, ну, естественно, я пользовался женщинами из лагеря! Но какое, черт побери, это имеет отношение к любви? Разве ты смог бы прожить почти три года совсем без женщин?
Я промолчал. Я никогда не разделял готовность Хью ложиться в постель с любой, лишь бы представилась возможность. Я даже иногда подумывал завести короткую интрижку, чтобы понять, почему подобное времяпрепровождение его так притягивало, но так ни разу и не встретил женщины, привлекающей меня настолько, чтобы забыть о риске, который с этим связан. Я не хотел, чтобы какой-либо слух о моем неподобающем поведении достиг ушей матери.
Чтобы переменить тему, я коротко спросил:
— На что ты думаешь жить, когда женишься? Тебе нужна будет работа — папа ничего тебе не даст, пока настроен враждебно к твоему браку, а от Джосса Рослина не дождешься и пенни.
— А-а-а… — Хью зевнул, словно это было каким-то пустяковым делом. — Найду какое-нибудь место, где платят максимум денег за минимум усилий. Придумаю что-нибудь. — Он лениво улыбнулся мне своими голубыми невинными глазами. — Мне всегда удавалось зарабатывать деньги.
Я тоже улыбнулся, но если бы я знал источник его будущего заработка, мне было бы совсем невесело. Незаметно для нас обоих наша дружба беспечно плыла к скалам, о которые навсегда разобьется.
Они поженились пятью неделями позже, сбежав в Лондон сразу после того, как Ребекке исполнился двадцать один год. Каким-то образом им удалось утаить помолвку от Джосса Рослина, хотя Ребекка рассказала о ней матери, которая за спиной мужа поощряла этот роман, насколько могла. Но могла она мало, поэтому ее поддержка была чисто символической; она умерла за месяц до дня рождения Ребекки и была похоронена в соответствии с ее пожеланиями и против желания мужа: в Сент-Джасте, рядом с семейной усыпальницей Пенмаров.
Можно себе представить, что подумал Джосс Рослин о бегстве дочери вскоре после похорон жены. Он закрылся у себя на ферме на неделю, ни с кем не разговаривал, давая злости кипеть в одиночестве. Когда же вышел из дома, то поехал в Сент-Ивс — «повидаться с юристом, — сказала прислуга моей матери, Этель Тернер, которая всегда все знала, — чтобы вычеркнуть мисс Ребекку из завещания, вот так-то. У Джосса Рослина появилась уйма денег, когда он женился на мисс Клариссе Пенмар, но теперь он не даст мисс Ребекке ни пенни».
Поначалу наши родители пришли в такую же ярость, как и Рослин, но у Хью было достаточно обаяния и хитрости, чтобы при желании обвести вокруг пальца кого угодно, и вскоре он смягчил сердце матери двумя елейными письмами, которые обильно сдобрил сантиментами, прося прощения у дорогой мамочки. Я ничуть не удивился, когда она раздобрилась до такой степени, что разрешила молодым остаться на ферме по возвращении в Корнуолл из Лондона и даже выделила им ферму, сдававшуюся внаем, в качестве свадебного подарка; этот коттедж принадлежал Джоссу Рослину, но мать выкупила его, когда вернулась на ферму из Пенмаррика, и несколько лет он пустовал. Мне казалось, что я тоже должен сделать что-то вроде свадебного подарка, поэтому я предложил оплатить проводку канализации, покраску стен и прочистку дымохода.
— Как ты добр! — воскликнула Ребекка с сияющими глазами. — Большое спасибо. — Она повернулась к мужу. — У нас все-таки будет свой собственный дом, Хью!
— Да, — сказал Хью, который всегда смотрел свысока на деревенские жилища. — Это будет очень мило.
На следующий день он отправился в Пенмаррик мириться с отцом.
В целом, это удалось ему в большей степени, чем я ожидал. Отец отказался в дальнейшем платить ему содержание, не предложил и никакой другой финансовой помощи, но сказал, что будет рад видеть Ребекку, и пригласил их на ужин в конце недели. Когда они приехали, он подарил им столовый сервиз и серебряный кувшин и пожелал счастливой совместной жизни; он был слишком умен, чтобы дать им чек вместо подарка, но Ребекке все равно впоследствии пришлось умолять Хью не закладывать серебро. Как бы то ни было, они помирились с отцом и были приняты в Пенмаррике, так что Хью чувствовал, что сделал шаг в правильном направлении. Он был уверен, что вскоре ему удастся убедить отца снова выплачивать ему месячное содержание, и у меня было подозрение, что отец в конце концов уступит, сунет им денег и простит.
К несчастью, Джосс Рослин не был готов последовать примеру отца. Однажды в воскресенье после их возвращения из Лондона он ворвался на ферму и заявил Ребекке при всех, что послал ее к черту вместе с ее матерью и больше не хочет ее видеть.
Мы все вскочили. Хью побагровел от ярости, наша мать порозовела от негодования, а какого цвета был я, не знаю. Но Ребекка заставила нас всех замолчать. До того момента она была так тиха и вежлива, что мать за спиной называла ее бесцветной, но тут-то мы и увидели настоящую Ребекку, и вскоре стало ясно, что это слово никак ей не подходит.
— Не смей так говорить о матери! — Слова прозвенели на кухне фермы, а в ее тихом, нежном голоске неожиданно зазвучал грубый корнуолльский акцент. — Она была настоящей леди. Не понимаю, что заставило ее выйти за тебя замуж, она же и слова доброго от тебя не слышала. У тебя, как только ты наложил свои грязные лапы на ее деньги, и секунды для нее не находилось! Я знаю! Она мне говорила! Ты женился на ней только затем, чтобы жить в большом доме, иметь много земли и притворяться джентльменом. Ты — джентльмен?! Боже! Да ты маме и в подметки не годился, не то чтобы жить с ней под одной крышей!
— Замолчи! — заорал Рослин. — Я любил твою мать! Она вышла за меня, потому что не хотела больше быть леди, но когда она стала женой фермера, то ей эта жизнь понравилась не больше, чем жизнь леди в Пенмаррике! Она была мне плохой женой, вечно только ворчала и жаловалась, не умела поддерживать порядок в доме, готовила невкусно, а молоко у нее всегда прокисало…
— …потому что ты скупился на деньги для прислуги! Ты — при всем том богатстве, что она тебе принесла, когда ты на ней женился! Ты хотел, чтобы она стала домохозяйкой, как жена дяди Джареда, у которой каждый год рождаются дети…
— Закрой свой поганый рот и помолчи о детях! Скажи лучше спасибо Господу за то, что ты вообще родилась! Она не хотела никаких детей! Она даже не захотела родить мне сына! Все, что я получил, — это одну убогую дочь, а потом она сказала, что больше не станет рожать…
— …потому что не хотела давать жизнь девочкам и слушать, как ты жалуешься, что они не мальчики! Она знала, какой ты! А как, ты думаешь, я себя чувствовала, не понимая, почему ты никогда не показывал и капли любви ко мне? Я думала, что я уродина, что у меня какой-нибудь ужасный дефект. Ты что, думаешь, мне не хотелось убежать из того ужасного дома? Я оставалась там ради матери, а как только она очутилась в могиле, я была рада оттуда сбежать. Оставь себе свои нечестно добытые деньги, огромный дом и процветающие земли! Они мне не нужны. Я сыта тобой по горло, и если ты никогда больше не пожелаешь со мной заговорить или встретиться, то я буду только рада!