Наследство Пенмаров
Шрифт:
После этого на Корнуолльской Оловянном Берегу установилась жуткая тишина, словно мы наконец поняли, что родились в конце эры, которая длилась в течение тысяч лет, и что мы были последними шахтерами, добывающими олово на корнуолльском побережье. Все шахты либо уже умерли, либо умирали, а Сеннен-Гарт была одной из немногих, остававшихся в живых.
С Хеленой Мередит я познакомился в 1920 году. Старый Алджернон Мередит, которому принадлежал единственный особняк в приходе Зиллан, скончался в очень преклонном возрасте девяноста шести лет, а поскольку он был холостяком, то его имение отошло к кузенам, Мередитам из Уорикшира. Много поколений Мередитов сменилось
Однако вскоре стало ясно, что особняку Ползиллан суждено остаться домом инвалидов: молодой Мередит был ранен на войне и прикован к инвалидному креслу.
— Впрочем, — сказала мать, — его сестра обладает прекрасным здоровьем. Ему повезло, что она за ним присматривает.
Но я был слишком занят делами шахты, чтобы думать о новых обитателях особняка Ползиллан.
— Нам следует их навестить, Филип, — сказала мать. — Может быть, сходим к ним в воскресенье и возьмем с собой Жанну. Ей следует познакомиться с молодым человеком, даже если он и инвалид. Интересно, он поправляется или навечно прикован к креслу? Мне бы хотелось, чтобы теперь, когда война окончилась, Марк взял Жанну в Лондон и вывез ее в свет. Я знаю, в прошлом году она отказалась ехать, но ему следовало бы уговорить ее или, во всяком случае, повезти ее в Лондон и организовать неформальные встречи. На следующее Рождество ей исполнится двадцать один, а еще ни один молодой человек не выводил ее развлекаться. И теперь, когда Питер Уеймарк женат, а мальчики Карнфорты погибли на войне…
Я перестал слушать. Мне приходилось выслушивать материнские причитания о брачном будущем Жанны по крайней мере шесть раз в неделю.
— …А его сестра очень хорошенькая, — продолжала мать. — В прошлое воскресенье, когда ты пропустил утреннюю службу, чтобы привезти ветеринара для коровы, я видела ее в церкви.
— Гм.
— Она очень привлекательна. Светлые волосы, зеленые глаза, великолепный цвет лица и изящная фигура. Мне кажется, ее зовут Хелена.
— Гм.
— Филип, ты меня слушаешь?
— Да, мама. Ты сказала, тебе кажется, что ее зовут Хелена. — Надеюсь, она не будет разыгрывать из себя сводню для меня и для Жанны. Терпеть не могу, когда мне указывают, что делать.
На самом деле Хелена Мередит оказалась хорошенькой, как и говорила мать. Я нашел ее приятной. В отличие от нее, брат производил впечатление капризного молодого человека и явно тяжело переносил свою неподвижность. Мне он сразу не понравился, но Жанна, всегда отличавшаяся даром сопереживания, преисполнилась к нему жалости и сочла, что он мужественно переносит свое несчастье.
— Мне бы хотелось стать медсестрой, — сказала она матери по дороге на ферму после визита к Мередитам. — Если бы война не окончилась, я бы попросила у папы разрешения пойти в добровольческий медицинский отряд. Как ты думаешь, он позволил бы мне учиться на медсестру?
— Не знаю, что сказал бы отец, — ответила мать, — но я бы это точно не одобрила. Ты слишком молода, чтобы работать до седьмого пота в какой-нибудь большой больнице, и вообще, девушки твоего сословия не становятся медсестрами.
— Да, мама, — сказала Жанна.
Она никогда не спорила с матерью. Больше они не обсуждали эту тему, но я заметил, как быстро Жанна подружилась с Хеленой Мередит и как часто она наведывалась в особняк Ползиллан, чтобы навестить инвалида. Я слышал, что Хелена, в свою очередь, часто бывала в Пенмаррике, но поскольку сам я никогда туда не ходил, то видел ее только по воскресеньям в церкви.
Поначалу мать была довольна, что Жанна так часто видится с Мередитами, но по мере того как шли месяцы, она стала беспокоиться о том, насколько серьезна инвалидность Джералда Мередита, и больше не поощряла визитов дочери в особняк Ползиллан. К моему неудовольствию, она пыталась убедить меня узнать подробности о его здоровье.
Вмешиваться мне не хотелось, но я понимал, что мать считает своим долгом узнать о Мередите побольше, и знал, что мой долг — помочь ей. Проблема состояла в том, что я не знал, как за это взяться. Я и без того плохо ладил с Мередитом, а даже если бы и ладил, то не представлял, как смог бы заявиться к нему и спросить, способен ли он на сексуальную жизнь. Наконец до меня дошло, что корень проблемы лежит в том, испытывает ли Мередит по отношению к Жанне привязанность; если она была ему безразлична или брак не интересовал его, то вопрос о его потенции не имел значения.
Поразмышляв некоторое время над ситуацией, я принял решение. На следующий день на шахте я подошел к телефону в своем офисе и спросил оператора, есть ли у мистера Джералда Мередита телефон. Телефон был. Я попросил соединить нас и, когда несколькими секундами позже дворецкий снял трубку, сразу попросил к телефону Хелену.
Я пригласил ее поужинать со мной в «Метрополе» в тот же вечер, а когда она приняла приглашение, сжал зубы и заставил себя обратиться к отцу. Мне нужна была его машина и шофер на вечер, потому что не могло быть и речи о том, чтобы везти Хелену в Пензанс в материнской двуколке. Я предвидел, что он не захочет делать мне никаких одолжений, потому что в последние месяцы наши отношения были хуже, чем когда-либо. Но ошибся. К моему удивлению, когда он узнал, зачем мне нужна машина, то сказал, что я могу брать и машину, и шофера, когда захочу. Разрешив проблему транспорта с такой неожиданной легкостью, я рано вернулся на ферму Рослин, чтобы принять ванну и примерить смокинг, который не надевал несколько лет. В конце войны, больше для удобства матери, чем для себя, я устроил на ферме Рослин ванну, но, надо признаться, с годами я и сам оценил прелести современной цивилизации.
— Да, сегодня я рано, — сказал я матери, когда она вернулась домой после визита в Зиллан. — Вечером я ухожу. Везу Хелену Мередит на ужин в «Метрополь».
— О! — воскликнула мать так, словно я вытащил из карманов брюк шесть белых кроликов, и немедленно принялась хлопотать вокруг меня. — Сорочки… я их еще не погладила… смокинг… его, конечно, нужно переделать…
Мне было неловко, что она так суетится. Когда приехал отцовский шофер, я с облегчением вырвался с фермы и сосредоточился на вечере с Хеленой.
Я не вращался в модном обществе и понятия не имел, что происходит в Лондоне, но, конечно же, не забыл, как вести себя в месте, подобном «Метрополю»; десять лет деревенской жизни не стерли манер, привитых в детстве. «Метрополь» был все той же душной гостиницей с псевдофранцузским меню и фальшивой атмосферой, но некоторые посетители меня потрясли. Там присутствовало несколько женщин с короткими волосами, в коротких платьях и уродливых колье, а одна даже курила на публике. Я подумал: «Если это происходит в Пензансе, то что же творится в Лондоне?» — и, развеселившись, представил, как была бы шокирована мать подобными переменами в поведении светских дам.