Наследство Пенмаров
Шрифт:
— Только новизна идеи, — резко сказала мать, — совершенно не означает, что она лучше старых, проверенных.
Я сдался. Бессмысленно было пытаться заставить ее отказаться от глубоко укоренившихся убеждений, но, когда к власти пришел Макдональд, я все еще верил, что вскоре дела во всей стране поправятся. Ситуация на Сеннен-Гарт улучшилась, но, хотя для шахты этот год был и лучше, чем предыдущий, мне все равно пришлось взять еще один кредит. Теперь Уолтер Хьюберт мрачнел, когда речь заходила о деньгах, но мне было все равно. Я был твердо убежден, что в 1925 году дела поправятся
Но, хотя я тогда этого и не знал, небольшое улучшение в делах шахты продлилось не дольше, чем правление лейбористской партии: девять месяцев. В начале 1925 года я снова начал волноваться, но все еще сохранял достаточно оптимизма, чтобы подавлять сомнения. Однажды вечером в веселом расположении духа я вернулся в Зиллан с шахты и обнаружил, что мать принимает последнего человека на этом свете, которого я ожидал увидеть в гостиной фермы Рослин. Поначалу я подумал, что это отец. Проходя по холлу, я слышал его смех, а его ленивый голос протяжно говорил: «Вот так-то! Правда, смешно?»
Мать тоже смеялась. Давно я не слышал, чтобы она смеялась так беззаботно и счастливо.
Я удивился. Спрашивая себя, почему это отец вдруг решил прийти к нам с визитом и демонстрировать столь веселое расположение духа, я распахнул дверь и вошел в комнату.
Они сидели за столом, точно так же, как сидела мать, когда отец навещал ее после смерти Маркуса. Я увидел лицо без морщин, черные, не тронутые сединой волосы, циничный, смеющийся рот, столь не похожий на рот отца, и понял, кто это.
Это был Джан-Ив.
— Филип! — добродушно сказал он. — Как мило! И, несмотря на голос, протяжный выговор и физическое сходство с отцом, мне показалось, что речью и манерами он напоминает мать.
Он встал. Он был на шесть дюймов ниже меня, но силен и крепко сбит. Я помнил его толстым ребенком, теперь он был просто коренаст и мускулист. Двигался он со странной грацией, что опять напомнило мне мать, и, несмотря на расчетливые глаза Пенмаров, у него была широкая, невинная улыбка, которая сразу напомнила мне Хью.
Я не мог ему доверять.
А мать сияющими глазами говорила:
— Не правда ли, замечательно, Филип? После стольких лет! Я не могла поверить своим глазам, когда увидела, как он едет по холму со стороны Чуна.
Мне удалось произнести:
— Я думал, ты в Оксфорде. — Я знал, что прошлой осенью он поступил в колледж Крайст-Черч, а поскольку стоял май, то удивился, снова увидев его в Корнуолле. — Что ты делаешь в Зиллане?
— Исправляю ошибки, — сказал Джан-Ив с невинной улыбкой. — Никогда не поздно исправиться, не правда ли? Папа и мистер Барнуэлл уговорили меня заехать на ферму Рослин с оливковой ветвью в руке. Мама, конечно, чуть в обморок не упала от шока, поэтому, чтобы вернуть ее к жизни, мы открыли лучшую бутылку бузинного вина и — вот так! Очень просто!
Конечно, на самом деле все было вовсе не так просто. Оказалось, что его почему-то выгнали из Оксфорда, но причину он очень ловко скрыл, и мне стало очевидно, что, испортив отношения с отцом, он решил поискать внимания в другом месте. Когда я вышел его проводить, то совсем уже собрался выложить ему все, но он начал настолько хвалебную речь о матери и так убивался о том, что не заезжал на ферму раньше, что сбил меня с толку, и я, не успев опомниться, обещал ему выпить вместе на следующий день после работы в пабе Чарити в Сент-Джасте.
— Замечательно! — воскликнул Джан-Ив с энтузиазмом. — Жду не дождусь! — Усевшись на лошадь, еще раз улыбнулся мне своей широкой улыбкой и весело поехал вверх по холму к Чуну.
Я наблюдал за ним, пока он не скрылся из виду. Несмотря на мою природную склонность отвечать дружбой на дружбу, мне показалось, что Джан-Иву нужно нечто большее, чем невинная материнская любовь и мои братские чувства.
Я совершенно не доверял ему.
Я увидел его гораздо раньше следующего вечера — утром и в таком месте, где никогда не ожидал бы встретить никого из членов моей семьи: на уровне двухсот сорока саженей в шахте Сеннен-Гарт. Была пятница, и мы с Тревозом находились глубоко под морем, осматривая место, которое собирались взрывать, и проверяя забой очистной выемки. Мы возвращались в главный ствол, когда увидели, как один из начальников смены, Уильям Халлоран, идет к нам, а с ним, в чужой робе, Джан-Ив.
— Великий Боже! — удивился я. — Какого черта ты здесь делаешь?
Я был поражен тем, что у него хватило храбрости на то, чтобы спуститься в шахту. Большинство непрофессионалов боятся забираться так глубоко под землю, не нуждаясь в острых ощущениях.
— Что такое? — спросил я. — Что-нибудь случилось?
— Боюсь, что да. Меня послали за тобой. Можно поговорить с тобой наедине?
Я посмотрел на него. Стоявший рядом со мной Тревоз произнес:
— Я подожду тебя в главном забое, сынок, — и пошел по галерее с Уилли Халлораном.
— Что такое? — резко повторил я.
— Хью.
— Хью?
Мы посмотрели друг на друга. В его глазах появилось странное выражение.
— С ним что-то случилось?
— Да, несчастный случай. Он, Ребекка и ребенок отправились на пикник в бухту Портерас. Он плавал. Но не справился с течением.
— Ты хочешь сказать…
— Он утонул, — сказал Джан-Ив и добавил с гримасой боли: — У Ребекки на глазах.
Глава 5
Джеффри был смертельно ранен на турнире…
Когда Ричард публично объявил, что деньги, принадлежащие ему по праву и незаконно удерживаемые отцом, пойдут на укрепление северных границ Аквитании, стало казаться, что открытая война между отцом и сыном скоро развернется в полную мощь.
Эта драматическая сцена послужила причиной последнего восстания… Хотя Ричард и отличался непокорным поведением, вызов, брошенный ему, был велик.