Наследство в глухой провинции
Шрифт:
— Не–ет, — растерянно проблеяла я.
— Вот и хорошо. Я как чувствовал. Я, честно говоря, за тебя переживаю. Словно Липа и вправду оставила под мой присмотр свою дочку, которой надо помочь собраться… Вот я и подумал, чего тебе самой со всем возиться. Помогу девчонке, чем смогу. Вызвал контейнеровоз. Иди в дом, распорядись, что грузить, как складывать. Ребята у нас опытные, они умеют паковать вещи.
Теперь он разговаривал со мной как близкий родственник. Этакий заботливый дядя Саша. Однако не только Жора Далматов хотел побыстрее выпроводить меня отсюда…
— Но почему такая спешка?
— Просто я подумал, ну что делать в нашей глуши такой молодой красивой девушке? Насквозь городской. Мало ли… Нет, если ты хочешь у нас задержаться, я могу выделить охрану.
— Не пойму, зачем мне охрана?
— А зачем убили твою соседку? — ответил он вопросом на вопрос.
— Она кого–то видела. Была нежелательным свидетелем, — неуверенно предположила я.
— А ты затеяла расследование и привлекла к этому делу милицию. Требуешь, чтобы поднимали давно закрытые дела…
Я почувствовала, как он хочет сказать что–то, чтобы от меня отмахнуться: мол, не мое это дело, то да сё.
Но в последний момент Бойко, видимо, передумал, потому что вдруг признался мне:
— Я поклялся перед портретом Липы, что ее убийцы получат свое. Я отыщу их и заставлю жрать собственное… В общем, землю жрать! До твоего приезда я все не мог нащупать ниточку, за которую мог бы распутать клубок. Может, у меня начисто отсутствует эта… дедукция? Я уже и Липу просил, пусть бы хоть намекнула!
— Как — просили? — не поняла я.
— Так, просил, — ничуть не смутился он. — Во сне ко мне приходит, смотрит, улыбается и молчит. Я спрашиваю: «Кто это сделал, Липа, скажи, и я порву его, как Тузик грелку!»
Он опустил голову, и мне показалось, что в его глазах мелькнула слеза.
Краска кинулась мне в лицо. Я почувствовала себя так, словно в чем–то предала тетку, не давая свершиться законной мести, и отдала ее записку в руки представителя милиции, которая уже однажды закрыла расследование теткиной смерти, назвав ее несчастным случаем…
— Знаете, — с запинкой выговорила я, — может, вам это поможет… Я нашла записку тети Липы.
— Предсмертную?!
— Думаю, нет, скорее, она набрасывала это для себя. Может, откуда–то списывала.
— Где она, давай! — Он с надеждой протянул ко мне свою мощную лапищу.
— У меня ее нет, — жалобно промямлила я, — милиция отобрала. Но может, вам и не очень важны эти суммы… В общем, там было написано: «Антитеррор» и суммы — двести–триста баксов с каждой точки кафе, баров, шашлычных.
— Антитеррор, говоришь? — Лицо его оживилось. — Значит, все–таки Далматов. Размеры дани, надо полагать. Кто же об этом не знал. Уж в бескорыстие Жоры мог поверить разве что младенец.
— Но если это не было секретом, тогда почему же убили тетку?
— Потому, что дело было накануне выборов в законодательное собрание, куда Жора таки прошел. А тетка твоя пописывала в районную газету… Возможно, она пригрозила ему разоблачением…
— А Лиду почему убили? Выборы–то уже прошли.
— А Лиду — чтобы она исполнителя не узнала. Уж кто–кто, а Далматов знал, что я смерть Липы без отмщения не оставлю. Надо думать, боялся. У него–то против меня кишка тонка, хоть и денег, говорят, он успел наскирдовать прилично… Вот все и встало на свои места.
— Александр, — сказала я осторожно, — вы думаете, моей тете это бы понравилось?
— Что — это? — недружелюбно поинтересовался он.
— Ваша месть. И вот это выражение лица. Не прощающее.
— Наверняка бы не понравилось, — нехотя признался он. — Уж Липа меня цитатами бы засыпала, но я… не смогу с этим жить. Пусть она меня простит. Когда мы с ней встретимся, я ей все объясню…
Неожиданно он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Спасибо, что мне поверила… Да я же видел, как ты колеблешься: говорить, не говорить… Все будет хорошо. А мы вон тебе даже ящики привезли. — Он кивнул на штабель пустых ящиков, прислоненных к стене дома. Затем покашлял, чтобы успокоиться, и вошел в дом, слегка подталкивая меня перед собой.
Прямо посреди гостиной стоял на стремянке какой–то парень и осторожно снимал огроменную и наверняка дорогущую теткину люстру. Рядом со стремянкой наготове стоял ящик, выложенный изнутри бумагой и еще каким–то мягким упаковочным материалом. Другой мужчина командовал, стоя на изготовку:
— Так, а теперь медленно опускай, а мы с Гришей поддержим…
— Вот видишь, — сказал мне Бойко, — а ты боялась.
— Ничего я не боялась. Только не будете же вы люстру ставить в самом начале контейнера.
— Конечно, нет, но надо было просто с чего–то начать, пока хозяйки не было дома.
И тут я вспомнила, что ключи брала с собой.
— У вас был ключ от дома? — спросила я.
— Ключ? Какой ключ? А… не беспокойся, мы без ключа обошлись.
— Вообще–то этот дом уже Далматова, — на всякий случай напомнила я. — Георгий Васильевич его купил.
— Дом ему и останется, — хохотнул Бойко. — Дом мы разбирать не будем. Он же его не с вещами купил?
— Нет. Он даже сказал, что если я найду клад, то он тоже будет мой.
Понятное дело, встроенные шкафы мы ломать не стали, а вот теткины вещи все упаковали. В конце концов, у меня есть мама, которая только немного мельче тети Олимпиады. И есть еще одна тетка по ее линии. В общем, берем все. Не оставлять же вещи Жоре–Быку, который скорее всего их просто сожжет.
Бойковцы работали споро. Вещи поместились в два больших ящика, и кровать тетки, сделанную на заказ, я тоже решила взять с собой. Будет же и у меня теперь своя спальня, в которую она прекрасно впишется. Да что там двухкомнатная, с деньгами тетушки я и трехкомнатную квартиру смогу купить!