Наследство в глухой провинции
Шрифт:
— Первое будешь?
— Канэшна, — сказал он с грузинским акцентом. — Я все буду.
Он поставил на стол бутылку водки и бутылку кока–колы.
— Не отметить наш первый семейный ужин нельзя, но в круглосуточном магазине как назло ни хорошего вина, ни шампанского. Я еще подумал: тоже мне жених, с водкой домой прется, точно в гости к боевому товарищу. Зато эта водка мягкая, легкая и с колой прямо–таки проскакивает в желудок!
Он посмотрел мне в глаза.
— Ты тоже не ужинала?
— С Лерой я немного поела — составила девочке компанию. Но для хорошей закуски место, конечно, оставила.
— Меня ждала?
— Нет, Александра Бойко.
— Боюсь, в таком случае тебе бы пришлось умереть с голоду.
— Что, он тоже убит?
— Врачи на все вопросы головами качают: вряд ли выживет.
Он разлил водку по рюмкам.
— За что выпьем?
— Ты же сказал: за наш первый день.
— Пусть он будет не хуже остальных.
Позже, в постели, лежа на его плече, я спросила:
— А ты наконец надумал мне рассказать, что сегодня произошло между Далматовым и Бойко?
— Обязательно, — заверил он и тут же заснул.
Что еще оставалось делать, как не последовать его примеру.
Глава шестнадцатая
Мы оба спали как убитые. Федор даже проснулся только по звонку будильника, поставленного на половину седьмого. Эти полчаса я выторговала у него с превеликим трудом и теперь была уверена, что чувствую себя более–менее сносно лишь благодаря им.
Федора я покормила завтраком, и он, уходя, поцеловал меня, потом слегка отодвинул от себя и сказал строго:
— Валерию не балуй, не давай ей залеживаться. Пусть встанет в половине восьмого, сделает зарядку…
— Хорошо–хорошо, товарищ майор, разберемся.
— Сегодня постараюсь прийти пораньше. А ты сиди дома.
С этими словами он ушел, а я подумала, что Леру не стану будить раньше, если сама не встанет. Завтрак себе ей готовить не придется, я уже все приготовила. А умыться и одеться — хватит десяти минут. Вполне успеет, если встанет в восемь, — до школы идти минут пять.
Я вымыла посуду, походила по кухне — что–то мне мешало. Я никак не могла слиться, что ли, с окружающей обстановкой, почувствовать ее в себе… То есть я продолжала ощущать и свои отношения с Федором, и свое присутствие в его квартире как нечто инородное, мне несвойственное… Может, Федор просто поторопился сделать мне предложение, потому что считал, что должен был это сказать?
Я, например, знала одного журналиста в окружении Коли Дольского, который был женат пятым браком и старался жениться на всех, с кем спал. Браков оказалось пять не потому, что именно столько у него было женщин, а потому, что у некоторых хватило ума отвечать браколюбцу отказом…
До пробуждения Валерии у меня оставалось еще полчаса, и я опять вернулась к мыслям о разыгравшейся вчера в Костромино трагедии. Что–то мне не все было здесь ясно.
Ну давай, Киреева, думай! Ты, конечно, не сыщик, и в юридическую сторону вопроса тебе не следует и соваться, но в логике–то ты всегда была сильна.
Вот, например, откуда взялись деньги у сотника Далматова? Не государство же субсидировало его дорогущую виллу за городом. И «мерседесы» для его банды… Пардон, сотни. Значит, какой–то бизнес у псевдоказаков был. И вряд ли легальный.
А все этот противный Михайловский! Он как–то обмолвился про падение Далматова, а рассказать все не соберется: то по делам убежит, то заснет…
В любом случае в глазах общественности Далматов не хотел выглядеть преступником. Тогда его организация получила бы репутацию бандитской, и он со своей сотней мог лишиться государственной «крыши» как представитель возрожденного казачества. Он просто обязан был прикидываться законопослушным гражданином…
Ох, и накрутила же я! Можно подумать, в маленьком Костромино буквально бандит сидит на бандите!
Я все–таки за завтраком успела спросить Федора, известно ли уже ему, кто в милиции информировал о происходящем сотника Далматова.
— Да что там знать! Особого расследования и проводить не пришлось. Этот сержант вдруг начал красиво жить. Купил импортную тачку, дом стал строить…
— А вы уже знаете, кто был тот молодой человек, которого костроминская молва посчитала любовником тети Липы?
— Успел сбежать, стервец! Этот выродок его как раз и предупредил. Никуда он не денется, найдем!
Вот и все, что он мне пробурчал весьма неохотно и невнятно, потому что не мог оторваться от ужина.
Так и в будущем на все вопросы о его работе он скорее всего будет только мычать…
Постойте, а листок? Что за листок был у тетки в шубе? Федор что–то о нем пробурчал, а толком так и не объяснил. Опять пытается отложить рассказ на потом. Все–таки какое свинство! Я стараюсь, помогаю этому Михайловскому, а он до сих пор держит меня в неведении! Я ведь перед сном его спросила:
— Федя, что такое «Антитеррор»?
Он тяжело вздохнул. Не любит, видите ли, отвечать на вопросы! Пусть побудет в шкуре тех несчастных, которых он сам мучает.
— Долгая история… Буду я полночи тебе ее рассказывать! Можно подумать, больше нам заняться нечем. Давай отложим на завтра. Я приду пораньше…
Что же это за история такая, если я уже третий подход делаю, а вес взять никак не могу. То есть Федька ушел в глухой отказ. Хорошо же, я тоже ничего ему рассказывать не буду!
Никогда не говори: не буду. Потому что рассказывать пришлось. Вернее, пересказывать. И о разговоре с Бойко, и о том, как я вернулась домой, а там уже стоит контейнеровоз и грузчики ждут моих указаний.