Наследство в глухой провинции
Шрифт:
На магазин я тоже не собираюсь их предъявлять.
«Однако документы на него взяла с собой!» — напомнил внутренний голос. Я даже и в мыслях ходила вокруг да около, боясь что–то окончательно решить для себя.
Мне отчего–то вспомнилась Лера, которую по телефону отчитывал Михайловский. Что же, и мне вот так оправдываться: «Федя, ну, Федя, я не виновата, он сам меня утащил». А Федя наверняка начнет доказывать, что я могла бы крикнуть, могла бы позвать на помощь, могла бы позвонить, могла бы вообще не ходить одна за какими–то там цветами…
Хорошо
Или оставить все как есть? Положиться на судьбу? Ведь это так удобно, во всем ссылаться на нее. Мол, для чего–то же она это сделала, послала к озеру Германа–Вируса… Я взглянула на часы: девять вечера. Если и дальше моя езда пойдет так же гладко, в полночь я буду дома.
Все складывалось хорошо. Прямо–таки прекрасно. Откуда тогда у меня это ощущение тревоги? И даже вины. Словно я предала кого–то. Или просто совершила недостойный поступок.
Теперь, чем ближе я подъезжала к родным краям, тем жарче становилось мне в шерстяном свитере и джинсах. Я ехала в лето, господа!
Остановив машину на обочине, я быстренько переоделась в льняные бриджи и футболку. Посидела немного и медленно тронулась с места.
Я ехала домой, я думала о вас… Прощай, Федя! Прощай, мой синеглазый майор! Прощай, несостоявшаяся падчерица Валерия! Немного позже я напишу вам, расскажу все, что случилось, и… пришлю генеральную доверенность на имя Федора: пусть распорядится домом на улице Парижской коммуны как хочет. На законном основании. Может, там поселится какой–нибудь милиционер, у которого проблемы с жильем.
А я вернусь к Коле Дольскому.
Подумала так и поняла: нет, не вернусь! Он будет недоумевать: что случилось? Ведь не прошло и недели, а я вдруг стала совсем другим человеком. Ну может, и не совсем, а только не хочу я больше жить с мужчиной просто так, без любви. Дружба и секс — звучит как–то по–дурацки.
— Мамочки мои, Ларка! Неужели ты наконец приехала. — Олька обнимала меня и почти по–мужски тыкала кулаком под ребра. — Зараза! Как я по тебе соскучилась!
Но время, отведенное на объятия, уже давно кончилось, а Олька все не выпускала меня из рук.
— У тебя что–то случилось? — Наконец я вырвалась из дружеских объятий и заглянула Ольге в глаза — они сияли.
Не потому, что я приехала — точнее, не только потому, — сияние шло у нее изнутри.
Да, мы дружили с Олей всего три года. Но для нас обеих это было целых три! Для нас обеих это была другая жизнь. Мы начали ее сначала, мы стали осваивать большой бизнес, не пользуясь какими–то недостойными методами. И мы действительно психологически были очень близки, потому обе и угадывали настроение друг друга, казалось бы, по незаметным другим людям мелочам. И давно поняли, что можем во всем надеяться друг на друга.
Квартира, которую Оля снимала в ожидании, когда построят ее собственную, однокомнатная. Так что спрятаться в ней было практически невозможно. А он и не прятался. Сидел на диване перед телевизором и медленно повернул голову в ответ на мое приветствие.
— Здравствуйте.
Я могла бы сразу понять, что у нее дома не Лева. Никогда Олька Леве так не радовалась. И отчего–то я думала, что вот так сиять глазами только от того, что рядом мужчина, она просто не может. Слишком цинична.
То есть я признавала за Олькой и сентиментальность, и доброту под грубоватой простецкой маской, в ответственных моментах деликатность, но думала, что это относится только ко мне и Олиным близким родственникам. К мужчинам она ничего подобного просто не может чувствовать. Вот дура–то!
— Лева знает? — шепнула я Ольге, когда она потащила меня на кухню, крикнув своему Ушастому: — Леш, пойдем на кухню. Тут как–то уютнее. Вот достроят мою квартиру, будем дорогих гостей принимать в гостиной. — А между криком ответила мне: — Не знает. Он сейчас в Москве, на каком–то сборище банкиров.
— Как, думаешь, он это воспримет?
— И подумать боюсь.
Кононов все не шел, и я вопросительно взглянула на Ольгу.
— Дает возможность нам наговориться, — сказала она, на этот раз не понижая голоса.
— Друзья — это свято, — сказал и он, ставя на стол бутылку коньяку.
— Нет, Ларка у нас больше вино любит, — махнула рукой Оля и достала из холодильника бутылку шампанского. — Как ты только позвонила, я в морозилку его запихнула, чтобы по–быстрому остудить. Как ты любишь, полусладкое.
— Я вам не помешала? — с опозданием спохватилась я.
— Ну что вы, — отозвался Кононов, — Оля так вас ждала. Обещала рассказ о невероятных приключениях компьютерщика в глубинке.
— Ах вот вы как! Уверены, что это будет сказка?
— Лучше возьмем более корректное: легенда.
Не знаю, чье это мнение — то ли коллективное, то ли одного Ушастого, а только, похоже, мне здесь не очень верят. То есть оба думают, что я кое–что непременно прибавлю, а то и откровенно выдумаю.
Как чувствовала, некоторые материалы взяла с собой, и то, что намеревалась предъявить в самом конце, пришлось показывать в начале. А именно: документы на завещанный мне Александром Бойко магазин.
В общем, я, конечно, села за стол, взяла в руку бокал со своим любимым шампанским и сказала, протягивая через стол папку с документами:
— Предлагаю первый тост за главную героиню самых невероятных приключений, о которых вы в свое время узнаете, то есть за меня!
— Во дает! — хихикнула Олька.
— Не возражаю, — согласился Кононов по кличке Ушастый.
Мы дружно выпили, и Олька просто выхватила у меня из рук папку:
— Что это? Ты мне не говорила… Магазин? Ни фига себе! Торговая площадь, годовой оборот… Ты что, решила вернуться в эту глухомань и поселиться там навсегда?
— Не решила.
— А магазин тогда тебе зачем?